Там, где нет темноты

Пока что удалось установить следующее. До революции Броден учился, а потом преподавал историю литературы в Оксфорде, где был одним из самых молодых преподавателей. В начале он активно поддержал идеи революции и даже приобрел определенную известность в партии. Лично знал Мак — Кинли, Резерфорда и Голдестейна — настоящего, а не мифического, созданного Министерством пропаганды за последнее десятилетие. Скорее всего, с такой биографией Броден бесследно сгинул бы еще в сороковые, во время одной из первых чисток, но его карьера в партии оборвалась, едва успев начаться — Броден пропал без вести и, как сочли тогда, погиб во время одной из первых бомбежек Лондона в начавшейся войне. Число погибших в эти месяцы партийцев исчислялось сотнями, так что детальную проверку проводить никто не стал… и вот, спустя тридцать с лишним лет, эта небрежность принесла свои плоды. Как выяснялось, Майкл Броден вовсе не погиб. Ему, наверное, хватило интуиции понять, что его ждет, и он сбежал. Вернулся в дом своих родителей, и, пользуясь военной неразберихой, взял себе другое имя. И все эти годы обретался среди пролов. Его способность к мимикрии оказалась прямо–таки выдающейся — во всяком случае, за тридцать лет он ни разу не привлек к себе внимание полиции мыслей. Он работал на заводе, посещал дешевую пивную на окраине и с жаром обсуждал тираж очередной правительственной лотереи — словом, представлял из себя прямо–таки классического прола. А еще он был женат. Соседи считали его жену болезненной и блеклой женщиной, вечно страдавшей от какого–то недомогания и не способной думать ни о чем, помимо цен на керосин или подсолнечное масло. Поначалу О» Браэн решил, что Броден женился с той же целью, с которой пил дешевый джин с гвоздикой или выписывал номера билетов в ежеквартальной лотерее — исключительно для маскировки. Но мало–помалу он начал осознавать, что все было совсем не так. Броден женился на женщине, которой знал еще до революции. В доме даже хранилось несколько любовных писем, написанных Броденом во время учебы в Оксфорде. Адресат писем был не указан, но ошибки быть не могло — это была все та же Лили Броден, иначе Майк ни за что не стал бы держать их прямо под носом у своей жены. Мало–помалу восстанавливая историю жизни Бродена, О» Браэн осознал, что они с Лили разошлись, когда он вступил в партию. Обычное для тех времен явление. Но совершенно нетипичная развязка — бегство и почти тридцать лет вместе. Тут напрашивался крайне неприятный вывод. Безусловно, Майкл Броден был мыслепреступником всегда. Но целых двадцать девять лет — до самой смерти своей жены — он был невероятно осмотрительным мыслепреступником. И только после смерти миссис Броден позволил себе махнуть рукой на осторожность. Очевидно, он и в самом деле любил эту женщину. Осознание того, что все эти годы Майкл Броден мог быть счастлив, вызвало в О» Браэне разъедающий, бесплодный гнев. Бесплодный, потому что с _этим_ уже поздно было что–то делать. Если в Майкле Бродене еще осталась какая–то любовь к жене, этим можно будет заняться на допросах, но сама–то Лили Броден умерла и похоронена, так что добраться до нее уже не представляется возможным. Ускользнувший от полиции мыслепреступник, а тем более мыслепреступник, ощущающий себя счастливым — это вызов самой Партии. Мыслепреступник должен постоянно ощущать себя одиноким, обреченным и несчастным.

Первая личная встреча О» Браэна с Броденом произошла в просторной светлой комнате, вся обстановка которой состояла из кушетки с эластичными ремнями и стального ящика, от которого к кушетке тянулась паутина тонких серебристых проводов.

— Я прочитал ваши записки, мистер Броден, — сообщил О» Браэн арестанту. — Впечатляюще. Во всяком случае, в смысле обширности душевного расстройства и того упорства, с каким вы его отстаиваете. Вместо того, чтобы направить ваши дарования на службу обществу, вы предпочти провести большую часть своей жизни среди животных…

— Среди пролов, — хрипло возразил подследственный.

« Браэн отмахнулся.

— Это одно и то же. Кстати, тут ваши записки только подтверждают официальную доктрину партии. Вы явно не были в восторге от людей, который вас окружали.

— Там и не от чего было приходить в восторг.

— Вот именно. Ваше существование было по меньшей мере жалким. Только ваше самомнение и запредельное упрямство заставляли вас сидеть в этой дыре вместо того, чтобы вернуться в партию. Вы просто не хотели сделать над собой усилие и научиться жить нормальной жизнью. Впрочем, вы не кажетесь мне совершенно безнадежным случаем. Я решил испытать на вас нашу новую разработку. Можете сказать, как действует это устройство?..

Арестант скосил глаза — и почти сразу снова перевел их на О» Браэна.

— Подача тока, если я не ошибаюсь?

— Совершенно верно, — одобрительно сказал О» Браэн. — Видите, шкала у нас размечена до ста пятидесяти… но над этим еще нужно будет поработать. А пока придется обходиться тем, что есть. Начнем с небольшой демонстрации.