Там, где престол сатаны. Том 1

– В меня бы верили, как в Иисуса. За мной бежали бы с воплем: Виктор сын Романов, спаси нас!

Да, гипноз. Но кое-что еще! Он воскликнул и стукнул кружкой о столешницу. На стук возник Павлик с выражением собачьей преданности в голубеньких глазках, узком лобике и утопающем в пухлых щеках носике с крупной, розового цвета бородавкой на левой ноздре. Коротким мановением руки друг Макарцев его отпустил. Да. Медикаментозно. Внутривенно. И орально.

– Ich habe eine Sistem! Das ist wunderbar!

Сергей Павлович немедля и чистосердечно покаялся и взял отвратительный глагол назад. Более того: он предложил выпить не за свой день рождения, изначально опороченный совпадением с днем лучшей в мире конституции…

Блаженное состояние первого опьянения охватило его.

…она несомненно девственница, ибо редкостное уродство плюс отсутствие выраженного libido надежней всех замков оградили ее плеву… девственница и ударница труда… укладчица шпал на путях в светлое будущее. Мозолистыми руками приняла роды. И стальными зубами перегрызла пуповину. И качала в колыбели, дыша на младенца мерзейшим перегаром потребленного накануне самогона и напевая: «Придет серенький волчок и укусит в мозжечок». Сергей Павлович умолк, дабы перевести дух. Еще более опечалившийся от выпитого и съеденного Давид воспользовался минутой молчания и пожелал высказаться об упомянутых именинником замк'aх, призванных предостеречь слабый пол от грехопадения. И уже начал: однажды, средь бела дня… Но в свой черед его перебил Макарцев, внезапно вдохновленный темой и посему не терпящий ни секунды промедления.

– В крестовый поход собираясь, ей верности пояс надел. Затем, чтоб любимой супругой никто овладеть не сумел. – После чего, благосклонно кивнув слушателям, хлебнул из кружки.

Пояс верности? Рыцари? Круглый стол короля Артура? Давид горько усмехнулся и продолжил. Однажды, средь бела дня прибыв по вызову в некий весьма приличный дом, он застал там молодую и, как ныне говорят, сексапильную особу, этакую, знаете ли, куколку Барби, непрерывно льющую слезы из синих очей. Когда она распахнула халатик и предъявила причину вызова, потрясенный Давид воздел руки и воскликнул: «О боже!» Ибо открылось ему зрелище, достойное камеры пыток. Никелированный замочек узрел он между ног несчастной прелестницы, стальной дужкой накрепко сомкнувший ее нежные нижние губки. Макарцев понимающе кивнул. Горячее местечко нуждается в уздечке. Маниакальная ревность. Отправившегося в командировку мужа не должна отвлекать от выполнения служебных обязанностей мучительная мысль об осквернении на время покинутого им супружеского ложа. Не будет давалка заигрывать с палкой. Бедную Барби пилили затем вовсе не так, как ей бы хотелось, а в Первой Градской ножовкой.

– А ключ не нашли, что ли? – терзая очередную креветку, решил уточнить студиоз, за каковой вопрос после общего смеха лично от именинника получил звучный щелчок в лоб и отеческое назидание впредь свою тупость на людях не выказывать.

Выпили вне очереди за любовь, порождающую ревность, и за ревность, сопутствующую любви.

– Виновник нашего скромного торжества, – закусив, объявил Макарцев, – сполна познал и ревность, и любовь. Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Сергее и… как ее звали, сударь Пылкое Сердце?

Сергей Павлович наполнил рюмку и сквозь нее задумчиво взглянул на друга.

– Я забыл, – кротко солгал он. – Что-то с памятью моей стало.

До гробовой доски.

Более, однако, в тайниках еще тоскующего о ней тела, чем опустошенной ею души.

Продолжая изучать друга Макарцева сквозь узорчатое стекло и чистую влагу, он видел, главным образом, его увеличившиеся в размерах усы и нависший над ними нос, чуткий к запаху женской плоти.

– Итак, – задумчиво молвил он, – за что нам пить?

Студиоз рявкнул, что, несомненно, за жизнь, но был со своим предложением не только отвергнут, но и снова осмеян. Достойней умереть от рака гортани, чем подпевать Хилю. Сей юный бред да не вменится, однако, нашему недорослю в вину, ибо собравшимся здесь мужам совета ведомо, что алкоголь – враг ума.

– Горе нам, о братья, ибо мы вылупились из несколько уже протухшего яйца.

С этими словами Сергей Павлович полез в карман за «Беломором», но лучший друг, угадав его желание, извлек из своего волшебного чемоданчика пачку сигарет с изображенным на ней кораблем пустыни – верблюдом. Давид воздержался, студиоз взял, Сергей Павлович отверг, объявив себя патриотом. Мы – патриоты, и каждый из нас курит лишь то, что Отчизна нам даст.