Там, где престол сатаны. Том 1

Он дал… номер телефона, чуть было не сказал Сергей Павлович, но во избежании излишних расспросов: чей? кто такая? зачем? свернул в сторону и сказал: совет, что, кстати, вполне соответствовало действительности.

– Страна Советов, – высокомерно усмехнулся Актер Актерыч. – О, когда же ты, наконец, станешь страной не слова, а дела! О, если бы я жил в европейской стране, из меня мог бы выйти Шопенгауэр, Достоевский… Я талантлив, умен, смел… Я… – Он пощелкал пальцами, вздохнул и признался: – Забыл. Какая роль! А впрочем, все к черту. Никому ничего не нужно. Все дают советы. Вот и нашему господину Астрову тоже дали совет. Какой? Или это секрет?

– Пить до дна и наслаждаться жизнью, – без утайки ответил Сергей Павлович, пытаясь между тем припомнить, в какой карман куртки он положил записочку с номером Аниного телефона, вдруг представляя, что он ее потерял, и соображая, что в таком случае надо будет звонить Цимбаларю и просить…

Тотчас возникали новые, куда более тревожные соображения. А вдруг Зиновий Германович, справедливо полагая свое дело сделанным, решил не хранить более теперь уже не нужный ему телефонный номер? И ниточка порвется. И он останется здесь и будет коротать свой век с Людмилой Донатовной, мучаясь постоянным похмельем и горькими сожалениями о возможном, но не сбывшемся счастье.

– Ваш… этот… как его… ну, словом, ваш «морж» не блещет оригинальностью, но сам по себе совет не плох. Беда лишь в том, – глубокомысленно заметил Актер Актерыч, – что в России всякий эпикуреец почти неминуемо кончает алкоголизмом или, по крайней мере, бытовым пьянством. Таковы почва, климат и нравы нашего Отечества.

Пока Ангелина в ответ на это бросала в бритое пухлое лицо Актер Актерыча обвинение в русофобии и, обратившись к хозяйке дома, возмущенно восклицала: «Милочка, да у тебя сегодня просто шабаш какой-то!»; пока очнувшийся от дремы «козлик» толковал шабаш как сборище ведьм и ведьмаков под непременным предводительством дьявола, коего все прочие сначала целуют в зад, после чего предаются обжорству, пьянству и омерзительному блуду с кровосмешением, инцестом и прочими прелестями демонического секса, о чем преизбыточно сказано как в прозе, так и в поэзии, например: «Проказник с конскою ногой, вы волокита продувной. Готовьте подходящий кол, чтоб залечить дуплистый ствол»; пока Алиска восторженно хлопала в ладоши и низким, мужеженским голосом кричала, что желает немедленно отправиться на шабаш и всем присутствующим во что бы то ни стало хотела предъявить свое дупло, истосковавшееся по настоящему колу; пока могучий старик твердой рукой удерживал ее от безрассудных поползновений; пока Людмила Донатовна, собравшись с мыслями (что потребовало от нее немалых усилий), выражала свое неудовольствие за бестактное сравнение ее гостей с беззаконным сборищем на какой-нибудь Лысой горе и со слезами, готовыми градом пролиться из глаз, вопрошала Ангелину: «По-твоему, значит, и я – ведьма?»; и пока Ангелина, громко смеясь, отвечала, что ведьминское начало – это и есть настоящее женское, а «козлик», вспомнив свое поэтическое прошлое, слагал: «В тебе Лилит…» – «Гвоздем сидит», – с ухмылкой подсовывал двусмысленную рифму Актер Актерыч, но «козлик» протестующе мотал головой, бормотал: «В тебе Лилит… В тебе Ли-лит… – и добавлял, иссякнув: – всегда царит…» Словом, пока общество переливало из пустого в порожнее, Сергей Павлович потихоньку выбрался в прихожую. Две цели ставил он перед собой. Первая: проверить, на месте ли записочка с номером телефона. Вторая: с улицы Павлика Морозова попытаться исчезнуть. Ибо и Петр Иванович, и белый старичок были бы глубоко удручены, если бы он добивался встречи с Аней, восстановив в полном объеме свои отношения с Людмилой Донатовной.

Однако, если записочку он нашарил во внутреннем кармане куртки, успел вытащить и повторить начертанный на ней рукой Цимбаларя номер: 434-48-98 и даже прикинул, что, скорее всего, Аня живет где-то на юго-западе, может быть, в Теплом Стане или в каком-нибудь, не приведи Бог, Солнцеве, то побег ему не удался. С возгласом возмущенного изумления Людмила Донатовна перехватила его и, минуя комнату, в которой сидели гости, повлекла в соседнюю, разделенную почти пополам занавесью из тяжелой темной ткани.

Что она скрывала от посторонних взоров?

Широкую, с черным деревянным изголовьем и черными же боковинами кровать, на которой они провели много ночей и даже дней, лишь изредка выходя на кухню, дабы подкрепить слабеющие силы и утолить простейшую разновидность голода, тогда как другая сжигала их, не зная насыщения.

Мраморную голую деву со стыдливо склоненной головой, левой ручкой прикрывающую молодую грудь, правой – врата любви и тем самым являющую собой одновременно образ как чистоты, так и неприступности, на что Сергей Павлович в минуты отдохновения указывал подруге, призывая ее распахивать заветные двери только для него и лишь ему одному позволять ласкать треугольное руно из рыжеватых и жестких на ощупь волос.