Там, где престол сатаны. Том 2

Играху с огнем Крон. Бысть Родор, вой дружины его, и бысть Злата, ему жена, красна лицем, власы имяху долги, пьрси пыш-ни, очи светли, яко солнцю. И восхотел Крон ю поеть. Услал Родора зреть, не идет ли де на Дубостен рать вражеска, отроки же свои посылаху ему в дом взяти Злату и возвести ю на Кроново лаже, яко блуд всяк с нею творити с нощи до утра непрестанно. Привели ему Злату, и поял он ю многажды, до смертныя истомы, утром же отправил всвояси. Се бо сыт ею стал. Злата же пала в ноги Родору, мужу своему, и велегласно рыдаху, и стенаху, и вопяху, и власы вырываху, и красно лице ногтями раздираху, и глаголоша о сраме, яже учинил ей Крон. Бледен ликом стал Родор и суров вельми. И взял меч свой, и иде к Крон, и рече ему, срам жены моей кровию твоея омыть хощу. Помози мне Унуреп, и меч мой отмьсти меня. И порази бы Родор Крона, яко вой бысть знатный, и от руце его мнози враги пало, а Крон ослабеху от блудодеяний многих, но Кронов отрок, имя же ему Бор, помогаху господину своему и вонзяху нож в спину Родору. И испустил Родор дух свой, рекоша: «Верный бысть я тебе вой, а ты, яко тать, меня ограбил. Проклятие бо ти, Крон, и роду твоему, и земле твоей в веки да будет!»

И так бяху еще и еще. И мужи по душу Кронову приходяху за жены обесчещены мьстити, и отцы, коих дщерей Крон рас-тьлил. Но боги и наипаче Унуреп присно его оберегаху. Не вем они, древяны кумиры, их же Крон сице Родора и прочьих вскоре предасть.

В лето некое приидоша из дальних степей людие веры бохъмиче, глаголюще, веруй в закон наш и поклонися Бохъмиту. По нашей вере блуд достоить творити и зде, и по смерти якоже зде творити всяк. Таковы словеса Крону бысть в радость. Но се ему бо не любо: обрезание удов, неяденье мяс свиных и не пити вовсе. Реша: «Покши есть веселье питье, не можем бес того быти». Ушли. По сем немьци придоша от Рима, от папежа, ругающе бози покьшаньски, се бо древо суть, и глаголюще, вера бо наша свет есть, и бог наш, иже створил небо, и землю, звезды, месяц и всяко дыханье. Веруй с нами и внемли папежу и хорошо ти будет. Помысли Крон и рече немцем: «А на кой ляд мне папеж ваш, яко его слушати. Не вем папежу. Оде лапоть его лобызать не стану. Иде Покша, а иде Рим. До него далеко и до бога вашего тож. А мои бози присно зде и мне по слову моему помогаху». Ушли и те. Отинуды жидове явились, рекуще: «Веруй де единому богу Аврамову, Исакову, Яковлю, и лепо те будет. Егда когда мы веруем, то и тобе нехудо б». Скушны бяху Крону речи жидовныни, а сами они черны, яко враны, и кривоносы, яко къръшуны, оде наипаче того: мерзки съръдцю се бо источник всяческой кривины, яже в миру суть есть. Наклочили беды на себя, земли своея не имяху, расточены по землям чюжим, зане их вера не вера, а навет. Помыслил Крон я казнити, но востягнул от сего и отпустил с миром, рече вслед, аже еще в Дубостен явяться поганить покшаньську землю, абие своего бога узрят.

Грък явися и стал Крону любенник. Наслади он Крон, глаголюще о створении мира, Адаме и Евзе оде грех, чрез который омразяхуся вси людие, о Христе Исусе искупителе, его жиды распяша, Он же воскресе в 3-й день по писаниям и възношишеся на небо. Научи Крон сице глаголить: «Верую во Единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и землю…», оде научи веровать седму сбор святых отець, не преимать ученья от латын, порубить Унурепа и все кумиры. Тако содеял Крон: во един день веляху порубить все кумира наипаче же Унурепа, капища я порушить, а народ покьшаньский абие погнать в реку, кроме жен, у коих не отошла нечистота. Рыдаху людие о своих богах древяных, глаголюще, вчера де чтим от человек, а днесь поругаем, но страху ради Крон оде плетьми гонимы шли в Покшу, и стояху овы до шие, а друзии до персей, попове же от гръков стояще молитвы творяху. Так крещен бысть покьшаньски народ.

Странник некий забрел в сей день в Дубостен и преобильные лил слезы, на сие глядя, и реща, вчера кумиру кланяхуся, а ныне – Святей Троице, вчера – язычники, а сегодня – хръстяне, вчера Унурепу моляхуся, ныне же – Христу, вчера капища взводили, сегодня – църкви. Внешнее прияли, а суть та же. Гробы ходяще повапленные! Егда когда светом Евангелия не просвещахуся, все смута будет на земле сей, сотоне на радость и веселие. Долго вопил, пока Крон не повеляху его из Дубостена выгнать вон, дабы не наклочаху он какого нанесения и не лживил сей пресветлый день.

Поиде прочь странник, плача и рыдая и реща: «Христа не познаша, бедная ты земля».

5