Там, где престол сатаны. Том 2

Вот он придет, явится, предстанет… За что ты гнал деда моего, Петра Ивановича? И старца Иоанна твои злодеи-товарищи убили за что? Ах, нет. В вопросе «за что?» нет никакого смысла, равно как и в других вопросах, пытающихся если не отыскать, то хотя бы нащупать истину злодеяния. Объяснить «за что» – значит оправдать убийство, которое оправдано быть не может. Привстав и потянувшись через стол, о. Дмитрий возложил ладонь на еще влажную голову Сергея Павловича.

– Он кающийся. Бог любит грешника, который мучается своим грехом.

Сергей Павлович дернул головой, будто лошадь, отбивающаяся от овода. Отец Дмитрий сел со страдальческим выражением лица. Пришедый к грешникам, Иисусе, вразуми его!

– А я не могу любить человека, на котором кровь моих близких.

– Позвольте, – запротестовал летописец, – он не участвовал…

– А вы уверены? – Сергей Павлович несколько раз ткнул вилкой, стараясь поймать ускользающий гриб. – Не хочет. Не хочет и не надо.

Он бросил вилку на стол.

– Гриб, – назидательно молвил священник, – белый. А человек он уже много лет другой. Вы поймете. Он мучается содеянным злом и несодеянным добром.

Выплеснувший грозовому небу и московскому гостю свое праведное негодование недостойнейшим из архиереев коему давным-давно следовало в кафедральном соборе когда он выходит из алтаря неся себя наподобие живых мощей возгласить «анаксиос!» то есть попросту говоря пробы на нем негде поставить нет места не проеденного проказой греха лучше вот вам святой истинный крест пес смердящий чем такой епископ неслыханное возлюбленные братья творит он омертвелой рукой оскорбление Тайной Вечере требуя от сослужащих с ним в Великий Четверток священников не скупясь возливать на свои ноги духи желательно «Красная Москва» дабы запах пота не осквернял преосвященнические ноздри словно в поповском сословии отродясь не принято мыть ноги вон ее пустой флакон стоит со Страстной Седмицы и доктор и отдохнувший после долгого путешествия чистенький старичок взглянули вслед указующему персту и обнаружили за стеклом книжного шкафа в соседстве с томами «Добротолюбия» названный предмет и согласно выразили свое возмущение постыдной пародией на подражание Христу о чем читаем у апостола евангелиста и тайновидца Иоанна влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и вытирать полотенцем, которым был препоясан, а вообразите каковы были их ноги в легких сандалиях черные они были от пыли грязи и песка улиц иерусалимских horror religiosus ужас священный ничуть никакого ужаса когда речь идет о воре укравшем благодать и волке похищающем овец от нашей мерности чесого просиши ахах известно чесого омытый ливнем снаружи и огненной водой изнутри о. Дмитрий вдруг обрел способность смотреть в лицо собеседнику не уводя глаз в сторону.

Легко ли, однако, давалась ему прямота и твердость взгляда? Просто ли ему было смотреть в глаза другого, особенно в тех случаях, когда они выражали разочарование, несогласие, осуждение, неприязнь, сомнение и проч. и проч. или вообще ничего не выражали, представляя собой пустые гляделки, словно сделанные из голубого стекла? (Исходя из своего жизненного опыта, Сергей Павлович был отчего-то убежден, что именно у людей с голубыми глазами чаще всего появляются непроницаемые заслонки, сквозь которые тщетно пытаться понять, симпатичны вы этому человеку или, напротив, он питает к вам глубочайшее презрение. Впрочем, у голубоглазых такие заслонки могут быть всего лишь более заметны, чем, скажем, у обладателей карих или черных глаз). И готов ли он был вступить в бой, вроде Пересвета, выехавшего против Челубея, разя при этом противника не мечом и копьем, а пристальным и желательно без помаргиваний взглядом?