Там, где раки поют

Под мамины вопли: “Тише, девочки, не переверните!” – они, чумазые, с хохотом тянули лодку и все-таки вытащили. Забраться назад оказалось не так-то просто; наконец влезли, перевалившись через борт, как мешки с рыбой. И, вместо того чтобы сесть на скамьи, повалились на дно, задрав ноги и шевеля пальцами, а сквозь грязь поблескивал розовый педикюр.

Лежа с ними рядом, Ма сказала: “А теперь слушайте все: вот вам хороший жизненный урок. Застрять-то мы застряли, ну и что с того? Обратили все в шутку, нашли повод для смеха. На то и нужны сестры и подруги, чтоб друг за дружку держаться, даже в болоте – в болоте тем более!”

Ацетона Ма в тот раз не купила, лак начал слезать, и облупленные ногти напоминали им про тот веселый день и про жизненный урок.

Глядя на старый флакончик, Киа пыталась припомнить лица сестер. Спросила вслух:

– Где же ты, мама? Почему за нас не держалась?

* * *

На другой день, выйдя на поляну, Киа увидела на фоне темной зелени яркое пятно. На пне лежала красно-белая картонка из-под молока, а рядом – перо. На сей раз мальчишка превзошел себя. Киа первым делом взяла перо.

Мягкое, серебристое, с хохолка кваквы – одной из самых нарядных болотных птиц. Киа заглянула в картонку и нашла там туго скрученные пакетики семян репы, моркови, спаржевой фасоли, а на самом дне, в свертке из коричневой бумаги, – свечу зажигания для лодочного мотора. Киа улыбнулась и закружилась на месте. За эти годы она научилась обходиться без многого, но свечу зажигания время от времени нужно менять. Скок научил ее делать несложный ремонт, но за каждой запчастью надо идти в город, за каждую платить.

А тут еще одна свеча, про запас. На черный день. Радость переполнила сердце. Это все равно что залить полный бак или увидеть перламутровый закат в полнеба. Киа застыла, гадая, что все это значит. Она видела, как у птиц самцы обхаживают самочек, приносят им подарки. Но ей-то пока рано вить гнездо.

На дне картонки лежала записка. Киа развернула ее – почерк четкий, даже ребенок разберет. Киа умела предсказывать приливы и отливы, могла найти путь домой по звездам, знала наперечет все перья у орла, но читать в свои четырнадцать не умела.

На этот раз она пришла с пустыми руками. В карманах нашлись только обычные неприметные перышки, ракушки да стручки, и Киа побежала в хижину и долго простояла у стены с коллекцией, присматривая подходящее перышко. Роскошней всех были рулевые перья тундрового лебедя. Киа сняла со стены одно – в следующий раз надо оставить на пне.

В сумерках Киа взяла одеяло и ушла ночевать на болото, поближе к освещенной луной заводи, где было много мидий, и к рассвету насобирала два мешка. Значит, будут деньги на бензин. Взвалить их на плечи не хватило сил, и она потащила один волоком к лагуне. Назад она возвращалась через поляну у дубов, чтобы оставить на пне перо, хоть и пришлось ради этого сделать крюк. Не осторожничая, она вышла из чащи, а на поляне, облокотившись о пень, стоял мальчик с перьями. Тот самый Тейт, что провожал ее когда-то через болото домой. Тейт, которым она все эти годы любовалась издали, не смея подойти. Он, конечно, вытянулся и возмужал – ему сейчас, должно быть, лет восемнадцать. Золотистые кудри выбиваются из-под кепки, лицо загорелое, доброе. Держался он уверенно, улыбнулся широко, весь так и просиял. Но больше всего Киа поразили глаза, золотисто-карие, с зелеными крапинками, и смотрел он на нее пристально, как цапля на рыбешку.

Киа остолбенела: неписаные правила игры нарушены. Тем и хороша была игра, что не надо ни разговаривать, ни даже показываться друг другу на глаза. Кровь бросилась ей в лицо.

– Эй, Киа! Прошу, не убегай. Это… всего лишь я, Тейт, – сказал он тихо, по слогам, будто она дурочка. Видно, такие слухи о ней ходят в городе – дескать, она и двух слов связать не может.

Тейт любовался ею. Сколько лет ей сейчас – тринадцать? четырнадцать? Настоящая красавица, хоть и мала еще. Глаза огромные, почти черные, точеный нос, красиво очерченные губы; есть в ней что-то нездешнее. Высокая, легкая, гибкая, как ива на ветру. Но и хрупкой ее не назовешь, вся так и дышит молодой силой.

Киа с трудом удержалась, чтобы не сбежать. Остановило ее странное чувство – наполненность счастьем, какой она не знала много-много лет. В сердце будто плеснули тепла. Ей вспомнились перья, свеча, семена. Если сейчас удрать, то всему конец. Ни слова не говоря, протянула она ему лебединое перо. Осторожно, чтобы не спугнуть, как если бы она была олененком, Тейт приблизился, посмотрел на перо у нее в руке. Киа стояла молча, не смея поднять на него глаза.

– Тундровый лебедь, да? Просто чудо, Киа! Спасибо.

Высокий, выше нее, он наклонился и взял перо. Тут бы и поблагодарить его за подарки, но Киа молчала, мечтая, чтобы он поскорее ушел и игра вернулась бы в прежнее русло.

Молчание нарушил Тейт:

– Отец научил меня разбираться в птицах.

Наконец Киа взглянула на него.

– Я не могу прочесть твою записку.