Там, где раки поют

Когда принесли пирог, Шкипер снова заговорил:

– Раз уж пошел у нас разговор по душам, вот что я еще скажу.

Тейт уставился в тарелку с пирогом.

– Хочу, чтобы ты знал, сынок, как я тобой горжусь. Все-то ты делаешь сам – и болото изучаешь, и в школе учишься отлично, и выбрал куда поступать, на биологический. И поступил. Вслух я о таком говорить не привык, но я очень тобой горжусь, сынок. Понял?

– Да, понял.

Вечером у себя в комнате Тейт читал вслух строки любимого стихотворения:

О, скоро ли в белом каноэ ее
На озере встречу я?

* * *

Тейт между делом старался почаще навещать Киа, но оставаться надолго никогда не получалось. Бывало, плыл минут сорок на лодке, чтобы десять минут пройтись с ней по пляжу, за руку ее подержать. И целоваться всю дорогу. Не терять ни минуты. И уплыть обратно. Он мечтал коснуться ее груди, все бы отдал, только бы одним глазком взглянуть на ее грудь. Бессонными ночами он представлял ее бедра, такие мягкие, шелковистые и при этом налитые силой. А дальше… он и думать спокойно не мог, ворочался на постели, сбивая простыни. Но она еще такая юная, пугливая. Один его неверный шаг может ей повредить – ну и чем он тогда лучше тех мальчишек, лишь на словах готовых ее соблазнить? Желание ее защитить боролось в нем с другим желанием. С переменным успехом.

* * *

Каждый раз Тейт привозил Киа учебники или библиотечные книги, в основном по биологии, о животном мире болот. Вперед она продвигалась семимильными шагами, читала уже совсем бегло, а если все можешь прочесть, говорил Тейт, значит, чему угодно можешь научиться. Выбор за тобой. “Память сколько ни загружай, а место новому всегда найдется, – повторял он. – Мы как жирафы: тянемся вверх за листьями, и всегда есть еще куда тянуться”.

Долгими одинокими часами при свете керосинки Киа читала о том, как животные и растения приспосабливаются к изменчивому миру; как делятся клетки и из одних получаются ткани сердца или легких, а другие, стволовые, остаются до поры до времени неспециализированными – так сказать, про запас. Птицы обычно поют на рассвете, потому что в прохладном и влажном утреннем воздухе песни разносятся дальше. С детства все эти чудеса были у нее под носом, и наука о природе давалась ей легко.

В неисчерпаемом мире биологии искала она ответ на свой вопрос: почему мать может бросить детенышей?

* * *

Однажды промозглым днем, когда платаны давно уже сбросили листья, Тейт вылез из лодки с подарком, завернутым в красную бумагу с зеленым рисунком.

– А я с пустыми руками, – призналась Киа, когда Тейт протянул ей сверток. – Не знала, что сегодня Рождество.

– А вот и нет. – Тейт улыбнулся. – До Рождества еще далеко, – соврал он. – Да и подарок совсем небольшой.

Киа бережно развернула бумагу, внутри был подержанный словарь Вебстера.

– Ах, спасибо, Тейт!

– Загляни внутрь, – сказал он. В разделе “П” лежало перо пеликана, между страниц на “Н” – цветок незабудки, на “Г” – засушенный гриб. Столько сокровищ, что книга не закрывается! – Если смогу, приду сразу после Рождества. Постараюсь принести праздничный ужин с индейкой.

Тейт поцеловал ее на прощанье. Проводив его, Киа громко выругалась. Впервые после ухода Ма ей выпал случай сделать подарок близкому человеку – и она его упустила.

Через несколько дней, дрожа от холода в персиковом шифоновом платье без рукавов, ждала она Тейта на берегу лагуны, шагая взад-вперед и сжимая в руке подарок – перо с хохолка самца кардинала, завернутое в обрывок той самой бумаги, в которой Тейт принес ей словарь. Когда Тейт спрыгнул на берег, Киа вложила ему в руку подарок, и Тейт, по ее просьбе, сразу развернул.

– Спасибо, Киа, мне его как раз не хватало.

Рождественская миссия выполнена.

– Пойдем же в дом, ты ведь продрогла в этом платье!

Кухня была жарко натоплена, но Тейт все равно предложил Киа переодеться в джинсы и свитер.

Вместе разогрели они угощение, принесенное Тейтом: индейку, пудинг из кукурузного хлеба, клюквенный соус, запеканку из сладкого картофеля и тыквенный пирог – остатки рождественского ужина, что ели они с отцом в закусочной. Киа напекла к празднику печенья, а стол украсила остролистом и морскими раковинами.

– Я помою посуду, – сказала Киа после еды и налила в тазик воды, нагретой на печи.

– Я помогу.

Тейт подошел к Киа сзади, обнял. Она откинула голову, прижалась затылком к его груди, прикрыла глаза. Его ладони нырнули ей под свитер, пробежали по гладкому животу, подбираясь к груди. Она, как всегда, была без лифчика, пальцы его скользнули вокруг сосков. Он задержал руки, и Киа бросило в жар, будто он залез ей в джинсы. Внутри словно разверзлась пустота, требующая немедленно ее заполнить. Но Киа не знала, что делать, что говорить; она отстранилась.

– Ничего, – сказал Тейт. И просто обнял ее.

Оба тяжело дышали.

* * *