Там, где раки поют

– А-а, это длинная и нудная история. В основном продавала Скоку мидий, устриц, копченую рыбу.

Джоди расхохотался:

– Скоку?! Сто лет о нем не вспоминал! Как он, жив-здоров?

Киа не рассмеялась.

– Скок все эти годы был мне другом – лучшим, единственным. Он и есть моя семья, чайки не в счет.

Улыбка сошла с лица Джоди.

– Разве у тебя не было в школе друзей?

– За всю жизнь я в школе проучилась один день. – Киа усмехнулась. – Меня там задразнили, и больше я туда не возвращалась. Неделями пряталась от инспекторов. Тут мне твоя наука и пригодилась.

Джоди был потрясен.

– Как же ты читать научилась? Ты же книгу написала!

– Вообще-то читать меня научил Тейт Уокер.

– Вы с ним видитесь?

– Изредка. – Киа подошла к плите. – Еще кофе?

Здесь так и веет одиночеством, думал Джоди. Об одиночестве говорило все: и несколько луковиц на дне корзины, и сушилка с одной-единственной тарелкой, и кукурузный хлеб, бережно завернутый в посудное полотенце, как у старушки-вдовы.

– Мне хватит, спасибо. Прокатимся по болоту? – предложил Джоди.

– Давай. Представь себе, мотор у меня новый, а лодка все та же.

Солнце пробилось сквозь облака, пригрело не по-зимнему. Киа вела лодку узкими протоками, зеркальными устьями, и Джоди то и дело вскрикивал, узнав то корягу, то поворот. Оба смеялись, когда вошли в лагуну, где Киа с мамой и сестрами посадили лодку в грязь.

Когда вернулись в хижину, Киа собрала еду для пикника, и они обедали на пляже, а над ними кружили чайки.

– Я была совсем маленькая, когда все разбежались. Расскажи мне про остальных.

И Джоди принялся рассказывать, как их старший брат Мэрф таскал Киа по лесу на плечах.

– Ты без конца хихикала. Он бегал кругами, а ты у него на закорках. А однажды ты со смеху напрудила ему на шею.

– Да ну! Неправда! – Киа зашлась хохотом.

– А вот и правда. Мэрф орет-надрывается, но не останавливается и тебя не сбрасывает, так вы вместе и окунулись в лагуну. Мы все смотрели – Ма, Мисси, Мэнди, я – и хохотали до слез. Ма от смеха даже на ногах не удержалась, так и плюхнулась на землю.

Киа слушала, а перед глазами вставали картины. Теперь и у нее есть семейная история, хотя бы обрывки.

– Это Мисси завела обычай кормить чаек, – сказал Джоди.

– Что? Правда? Я-то думала, я сама начала, когда осталась одна.

– Нет, это она их подкармливала каждый день, если удавалось. И всем придумала клички. Помню, одного звали Рыжик. Ну, знаешь, за рыжее пятно на клюве.

– Здесь сейчас, конечно, не тот же самый, – на моей памяти несколько Рыжиков сменилось. Но вон тот, слева, – нынешний Рыжик.

Киа пыталась оживить в памяти сестру, подарившую ей чаек, но видела перед собой лишь лицо с картины. Ну что ж, и на том спасибо.

Она знала, что красное пятнышко на клюве у чаек не для красоты. Птенцы тычутся клювами в пятно, взрослая чайка разевает клюв и отрыгивает им пищу. Если пятно закрасить, родители перестанут кормить птенцов и те умрут от голода. Даже в природе связь между детьми и родителями рвется легче, чем мы думаем.

Они посидели молча, потом Киа сказала:

– Я о том времени мало что помню, ничего не поделаешь.

– Повезло тебе. Пусть так и останется.

Так они и сидели, примолкшие. Без воспоминаний.

* * *

Киа приготовила ужин по-южному, по-маминому: спаржевая фасоль с красным луком, жареная ветчина, кукурузный хлеб с хрустящей корочкой, лимская фасоль в молоке и масле. На сладкое – ежевичный пирог со взбитыми сливками и бурбоном, что привез Джоди. За ужином брат спросил, может ли погостить несколько дней, и Киа ответила: оставайся сколько хочешь.

– Эта земля теперь твоя, Киа. Твоя по праву. Нас разместили сейчас в Форт-Беннинге, поэтому надолго не смогу остаться. А когда отслужу, то устроюсь, наверное, на работу в Атланте, и мы друг друга из виду не потеряем, хочу с тобой видеться почаще. Главное для меня – знать, что все у тебя хорошо, больше мне ничего в жизни и не надо.

– Буду рада, Джоди. Приезжай в любое время.

Следующим вечером они сидели на пляже, опустив в воду босые ноги; Киа, против обыкновения, разговорилась и через слово вспоминала Тейта. Рассказывала, как в детстве заблудилась на болоте, а Тейт проводил ее до дома. И про то первое стихотворение, что он ей прочел. И про игру в перышки, и как он учил ее читать, и что теперь он биолог. Он был ее первой любовью, но бросил ее, когда уехал учиться, – оставил ждать на берегу лагуны. На том все у них и кончилось.

– Давно это было? – спросил Джоди.

– Лет семь назад, когда он уехал в Чапел-Хилл.

– Вы после этого виделись?

– Он приходил, просил прощения, сказал, что до сих пор меня любит. Это он меня надоумил писать книги. Приятно видеть его здесь, на болоте, но снова с ним связываться – нет уж, спасибо. Ненадежный он человек.

– Киа, семь лет прошло. Он был мальчишкой, впервые оказался вдали от дома, кругом сотни красивых девушек. Раз он пришел извиниться, сказал, что любит тебя, – значит, не суди его строго.