Там, где рождается любовь. Нейронаука о том, как мы выбираем и не выбираем друг друга

«Лучше бежать навстречу, — сказал мне Тренер, — чем убегать». Признаюсь, поначалу я просто убегала. Но по мере того как я преодолевала все больше миль, я чувствовала небезызвестную эйфорию бегуна — положительный эффект эндорфинов, дофамина, серотонина, проходящих через мое тело и разум. В итоге бег помог мне упростить мое сложное горе и выбраться из темноты. Я выжила, используя как естественные функции тела, так и врожденную устойчивость и социальную природу мозга. Как и предполагал Джон, я нашла силу в других людях (в Тренере, историях спортсменов, в той внутренней стойкости, которую они собой воплощали). Но также я нашла силу в себе. Я бежала к себе настоящей. Через несколько месяцев Тренер сказал, что пришло время вернуться к детской страсти, к моему старому другу — теннису. Хотя я всегда предпочитала одиночные матчи, я записалась в женскую парную лигу. Я снова была готова к партнеру, по крайней мере на теннисном корте.

ЛЮБИТЬ ТЕБЯ ПОСЛЕ

Есть еще одна история любви, которой я хотела бы поделиться. Это история Ричарда Фейнмана и его первой жены Арлин Гринбаум. Фейнман — третий физик-теоретик, которого я упоминаю в этой книге.

Интересно, что такого есть в физике, что она порождает так много вдохновляющих романтиков? Помимо того что Фейнман обнаружил траекторию движения субатомных частиц и получил Нобелевскую премию в 1965 году, он был прекрасным писателем, популяризатором науки и автором множества книг, объясняющих физику доступным языком. Однако одна из величайших написанных им вещей так и не была опубликована при его жизни. Это было письмо, адресованное его умершей жене Арлин Гринбаум.

Она была его школьной любовью. Хотя Фейнман поступил в колледж и затем в аспирантуру, чтобы продолжить свою блестящую карьеру в области физики, он всегда был полон решимости жениться на своей первой любви. А когда у нее диагностировали последнюю стадию туберкулеза, это только прибавило ему решимости. В 1941 году они переправились на пароме с Манхэттена на Стейтен-Айленд и тайно поженились в здании городской администрации[209]. Свидетелями были два случайных прохожих. Фейнман мог поцеловать свою невесту только в щеку, чтобы не заразиться туберкулезом. Почти через два года после ее смерти он написал ей письмо. В нем рациональный ученый изливает душу, судорожно, отчаянно пытаясь постичь эту загадку, понять смысл любви после смерти. Фейнман рассказывает, как много Арлин для него значила. Он называет ее «главным генератором идей и вдохновителем всех их безумных приключений»[210] и признается, что без нее чувствует себя одиноким. Он делится своими внутренними страхами, надеждами и тем, как ему хотелось бы продолжать оберегать ее, заботиться о ней и «вместе заниматься разными делами»: «шить одежду» или «учить китайский».

Это письмо лучше всего показывает, что такое настоящая, вечная любовь. Возможно, даже лучше, чем все научные объяснения в этой книге. Свое повествование Фейнман завершил жуткой, прекрасной и поразительной строкой: «Я люблю свою жену. Моя жена умерла». В конце он написал свое имя и добавил постскриптум: «Прости меня, пожалуйста, за то, что не отправил тебе это письмо, — я не знаю твоего нового адреса».

МОЙ ПОСЛЕДНИЙ УРОК

Если жизнь — это американские горки, то больше всего будут страдать те, кто не может смириться с тем, что покинуть вагончик не удастся и что нельзя контролировать все взлеты и падения. Я обнаружила, что в момент страха гораздо лучше открыть глаза и кричать, вцепиться в руку друга или даже попросить незнакомца, сидящего рядом, взять вас за руку, чем пытаться контролировать неконтролируемое.

Я научилась этому не в лаборатории и не на беговой дорожке, а в прыжке с парашютом. Это было летом после смерти Джона. Я поехала в Швейцарию, чтобы провести время с семьей. На мой день рождения старые друзья решили сделать мне сюрприз. Они сказали, что заедут за мной утром, и попросили надеть удобную одежду и кроссовки. Я радостно предвкушала, что мы отправимся в поход в какое-нибудь живописное место в Альпах. Но когда мы приехали, я увидела посреди поля несколько крошечных самолетов и людей с забавными рюкзаками.

Потом до меня дошло, что в этих рюкзаках были парашюты. «Сюрприз!!!» — закричали мои друзья, широко улыбаясь.

По плану я должна была прыгнуть с парашютом в тандеме с инструктором, а мои друзья ждали бы меня на земле и фотографировали. Я была в замешательстве. Я думала, что дружба — это совместное приятное времяпрепровождение, а не наблюдение со стороны за тем, как друг испытывает панический ужас. Разве они не знают, что я до смерти боюсь летать? Несмотря на то что я старалась следовать мудрости открытий, которым посвятила свою жизнь, старалась быть готовой к неожиданностям и отдаваться на волю случая, мало что пугало меня больше, чем прыжки с парашютом.