Там, где тебя ждут

В этот момент что-то ударило ее по ноге. Тереза охнула от боли. Рядом приплясывал ее сын в съехавшем на одно плечо свитере, весь запыхавшийся от восторга. В полнейшем потрясении от того, что на мгновение забыла о нем, Тереза испытала вдруг мощный всплеск любви к привалившемуся к ее ноге мальчику, чьи локти уперлись в ее колени. Ощущение этой чувственной, исконной плотской любви было подобно лавине. «Посмотрите на него, – хотелось ей сказать, – только взгляните на этого ребенка. Разве вы видели более чудесного мальчика?» Она подхватила его на руки, прижала к себе это разгоряченное создание с еще выпирающими ребрами хрупкой грудной клетки и покрыла его волосы такими страстными поцелуями, словно близость детской невинной плоти могла спасти ее от всего неопределенного и опасного в этом мире.

– Ваш сын?

– Да, – сказала она, не отнимая лица от волос мальчика, – его зовут Дэнни.

Джонни подался вперед:

– Привет, Дэнни, как дела?

Дэниел взглянул на незнакомого мужчину. Мужчина смотрел на него. Спустя годы он лишь смутно вспомнил это путешествие с матерью на пароме. Из памяти всплывали обрывочные ощущения: носок, постоянно сползавший и мявшийся под пяткой, удивительные, белые снизу крылья парящих над ним чаек, девочку, подбрасывающую им в воздух кусочки пиццы, янтарные капли ржавчины на поручнях. И еще одно: непостижимый вид его матери, сидевшей рядом с мужчиной, чужим мужчиной, не его отцом, ее юбка с красивыми парусниками по подолу покачивалась на ветру, а этот мужчина, склонившись к ней, шептал какие-то слова, и Дэниел догадался тогда, даже не слыша их, насколько тревожно, убедительно и пугающе они звучат, видя, что мать с каким-то молитвенным видом склонила голову.

Подпольные домашние тайны

Дэниел, Донегол, 2010

Ни один местный таксист не согласился бы сейчас ползти до их дома: дорога слишком крута, а в такую дождливую пору ее галечный склон превращается в настоящий ручей. Поэтому меня вместе с багажом бесцеремонно выбросили на обочине.

Однако один вид нашей петляющей между деревьев дороги вызвал во мне такой прилив радости и облегчения, что я начал быстро подниматься по ней, хотя из-за неуместной в данном случае городской обуви мои ноги то и дело проскальзывали и разъезжались на смешанном с песком гравии. Я перелетел через Атлантику и обратно; встретился с отлученными от меня детьми; сидел за столом с человеком, которого не видел полжизни; услышал историю, которую предпочел бы не знать; переварил новости, с которыми пока не понимаю как жить дальше; я расстроен, начало пошаливать сердце, но я дома, я добрался сюда. Мне удалось вернуться, несмотря на все трудности, и я считал это достижением, словно Одиссей, истоптавший все поля и виноградники Итаки.

Три первые преграды я перепрыгнул. На самом деле, переполненный радостью возвращения, я сначала перебрасывал сумку, а потом делал полноценные прыжки. На третьем прыжке болезненно напомнила о себе поясница, поэтому остальные ворота я решил преодолеть спокойнее, попросту открывая их.

Быстрый подъем порадовал меня усиленным сердцебиением, учащенным дыханием и ловкой подвижностью конечностей. Последние дни я слишком засиделся, и мои мышцы слегка зачахли из-за пребывания в самолетах, а позвоночник одеревенел и сплющился. Через несколько минут я вновь увижу мою семью, моих любимых домочадцев. Я обниму их, вдохну воздух теплого дома, родного дома.

От этих мыслей мне хотелось устроить забег на короткую дистанцию, но преходящие атлетические способности остались в прошлом.

Меня не встревожило то, что Клодетт не удалось встретить меня в аэропорту. Ничуть, совсем не встревожило. Я продолжал убеждать себя в этом, проходя под влажной листвой деревьев, преодолевая ворота и сознавая, как все короче и короче становится расстояние между мной и домом. Ничуть не встревожился. Может, я не слишком внятно произнес время прилета по голосовой почте. Может, она отправилась куда-то с детьми. Не вдаваясь в подробности, я сказал в сообщении только о том, что мне удалось встретиться с нужным человеком. Дело в том, что я вдруг осознал необходимость доказать себе…

Совершенно неожиданно слева от меня из подлеска стремительно вылетел фазан, явно рассерженный, с каким-то пиротехническим клекотом он пронесся мимо массивным радужным зелено-коричневым призраком. Я отпрыгнул в сторону, от изумления испустив пронзительное проклятие. Летящая птица вдруг устремилась к земле, подхватила что-то и, опять взмыв над деревьями, исчезла. После этого вторжения лесная дорога стала казаться мне тревожно бесшумной.