Там, где цветет полынь

– Точно. Придется собрать наши камни. – Он покачал головой. – Надо было у них номер взять, что ли…

– Ага, собрали бы фан-клуб любителей полынных песен.

– Встречи два раза в месяц. На поле.

– У стены, – сказала она и тут же пожалела.

Все то время, пока они ехали в автобусе, добираясь до центра, пока ловили попутки – одну, вторую, третью, цель их пути оставалась призрачной. Укрытой туманом. Песня, услышанная на остановке, отделила их от невозможности происходящего. Но теперь, когда сказанного было не вернуть, и стена, и поле вновь обрели очертания. Стали реальными настолько, насколько может быть реальным туман, толкающий мир, и седая полынь – предвестница страшной гибели.

Уля беспомощно посмотрела на Рэма, вновь окаменевшего, отвернувшегося к окну. Тишина между ними перестала дарить уютный покой. И родная рука в ее руке снова стала чужими влажными пальцами с обкусанными ногтями.

– Эй, ребятишки, вам точно сюда? – спросил водитель, заворачивая за угол серого здания.

Называя адрес, Рэм попросил его остановить за два дома до больницы.

– Да, спасибо, – кивнула Уля, ища в потемках ручку дверцы.

С улицы на нее пахнуло морозной сыростью. Рэм молча сунул водителю купюры и тоже вышел. Машина постояла немножко, заворчала и медленно попятилась к дороге. Через лобовое стекло Уля видела, как напряженно смотрит на них водитель.

– Наверное, думает, что я тебя в эту глушь насиловать привез, – насмешливо протянул Рэм, поднимая руку в прощальном жесте.

– Или я тебя.

Их окружали невысокие жилые постройки, которые и домами-то сложно было назвать. Двухэтажные, длинные, они походили на иллюстрацию послевоенных тяжелых лет, когда бараки казались единственным выходом из разрухи и нищеты. Вначале казались, потом были, а после так и остались на задворках большого города.

Где-то в отдалении завыла собака. Уля поежилась.

– Ты когда-нибудь тут бывал?

– Да, как-то пешком добирался до ближайшей остановки. Шел полтора часа, не встретил ни одного человека. Милейший район, короче. – Рэм поднял воротник. – Ну что, пойдем?

Под ногами хлюпала грязь. Уля шла, не отрывая глаз от склизкой тропинки, которую язык не поворачивался назвать тротуаром. Собака завыла снова. Протяжно и жутко. Пронзительно и безнадежно. Отпевая всех, кто томился за стеной. И тех, кто к ней только собирался.

– Если где-то и существует долбаное поле мертвецов, то это самое для него подходящее место, – не попадая зубом на зуб, проговорила Уля.

Рэм в ответ только хмыкнул. Он шел, ссутулившись и тяжело прихрамывая. Длинная куртка, потемневшая от влаги, распахнулась, Рэм то и дело хватался за воротник, прижимая его к горлу, но ветер вырывал ткань из его пальцев.

– Застегнись, холодно же, – попросила Уля.

– Все три пуговицы отскочили. – Он пожал плечами. – Ничего, скоро придем.

– Я потом пришью их… Ну, пуговицы.

Уля и сама не поняла, как это вырвалось. И повисло в воздухе, насмехаясь своим «потом» над идущими к полынному полю.

– Договорились. – Рэм сжал губы и прибавил шагу.

Они обогнули еще одно здание, грязно-бурое, с заколоченными окнами, и вышли к больнице. Ветер завывал в проводах, шумел голыми ветками. Луна спрятала бок в тяжелых тучах и светила тускло, будто нехотя. Над крыльцом, скрипуче раскачиваясь, висел запыленный фонарь. В его болезненном желтом свете Уле сложно было разглядеть высокое крыльцо, ведущее ко входу, но у самого здания было пустынно. Ни машин, ни слоняющихся полынников, ни трусящих прочь служек. Только собака продолжала выть, жалобно поскуливая в перерывах.

– Я же говорил: никого тут не будет… – начал Рэм, но громкий крик и топот заставили его подавиться собственными словами.

Из дверей больницы выскочила девушка. Она ударилась грудью о высокие перила, вскрикнула еще раз и кубарем скатилась по лестнице. Когда оранжевый свет упал на нее, выхватывая из темноты голое острое плечо и белую ткань больничной рубашки, Уля болезненно поморщилась, узнавая. Служка, учуявшая чехарду второго подарочка. Та, что так мечтала получить второй шанс, отданная в лапы Зинаиды. Смотреть, как она копошится в талом снегу, почти обнаженная, покрытая синяками, ошалелая от страха, было противно. Уля попятилась, уходя в тень здания.

Рэм озабоченно похлопал себя по внутренним карманам куртки. Сначала ему попался пузырек с лекарством, а после – пачка сигарет. Он застыл, взвешивая их в руках, прислушиваясь к себе, решительно засунул смятую пачку обратно и выудил из флакона еще одну таблетку. Все это он проделал молча, не поднимая на Ульяну глаз.

– А ты говорил, что здесь никого не будет, – прошипела та, вжавшись в склизкую стену спиной.

– С ней сейчас разберутся, – шепнул он, приваливаясь рядом.

– Кто разберется? – успела спросить Уля, но Рэм накрыл ее губы ладонью.