Ставрос никогда не снимал золотой крестик. Его волосы были собраны в редкий хвостик, щеки, губы и подбородок скрывались за густой бородой. Стройное тело пахло мылом и воздержанием. Сапфо попыталась представить своего клиента в рясе. Получилось неплохо. Особенно в тот момент, когда он наконец, успокоившись, собирался уходить. Его маленькие карие глазки смотрели в пол, пока он гасил свечи, наматывал на короткую рукоятку кожаную плеть и нервными движениями засовывал её в карман. Казалось, что ему было стыдно за только что содеянное. В эти моменты он становился совсем другим человеком.
Сегодняшняя встреча со Ставросом немного сбила девушку с толку. Что это на него нашло? Откуда взялись эти телячьи нежности? Или это сами Боги решили подсобить её планам? Нужно было всё хорошенько обдумать. Если она согласится пойти с этим садистом, кто её потом защитит за пределами любовного квартала? На мать рассчитывать бесполезно, у неё «запоздалая любовь», как она выражалась. Нужно было подстраховаться. В телефонной книжке она нашла номер Костаса. Уезжая, он сказал девушке: «Если тебе когда-нибудь понадобится помощь, абсолютно любая, звони без колебаний». И Сапфо — впервые за тринадцать лет! — написала ему короткое сообщение. Несмотря на позднее время, ответ пришёл почти сразу, и у них завязалась вполне невинная переписка.
Девушка проснулась в полдень. Она быстро умылась, надела джинсы, свитер, кроссовки и ярко-красную куртку, кинула в сумку деньги, телефон и карту Афона и молнией сбежала вниз по лестнице. На последней площадке она почувствовала запах сигаретного дыма и остановилась.
— Спасибо, — тихо бросила она в приоткрытую дверь.
Изнутри показалась рука в крупных кольцах и с ободранным красным лаком на длинных ногтях, жестом ясно давая понять, что девушке не стоит оглядываться.
Сапфо выбежала во двор и неожиданно уткнулась носом в черное пальто:
— Что ты тут делаешь?
— А почему ты так долго спишь? И зачем наврала про следующего клиента? Я замёрз, как собака, и голодный, как волк!
Ставрос стучал зубами в знак доказательства того, что он замёрз и проголодался.
— Зачем же ты тогда стережёшь меня, как собака? Шёл бы лучше домой!
— Я боялся, что ты сбежишь.
— Почему? Ты всерьёз думаешь, что я поверила в тот бред, который ты вчера нёс? Или ты полагаешь, что я впервые слышу подобные предложения под влиянием тестостерона?
Ставрос молчал. Мелкая дрожь не отпускала его.
— Погоди, — насторожилась Сапфо, — мне кажется, или ты и сейчас собираешься сказать мне что-то подобное?
Он смотрел на маленькую девушку, не в силах выдавить из себя ни слова. Ожесточённую неравную борьбу вели сейчас его тело и душа. Он вглядывался в большие карие глаза Сапфо, смотревшие на него снизу вверх, пытливо заглядывая в самую душу в ожидании ответа, и, казалось, погружался в их глубину.
Затянувшееся молчание Ставроса испугало Сапфо. Её планы грозились рухнуть, лишь начав приобретать очертания реальности. Тогда из её губ полились сладкие речи:
— Кажется, ты вчера ночью хотел спасти мою душу, котик. Не знаю, от чего или от кого, но ты хотел взять её, грешную, в руки и приласкать. А сейчас у тебя не хватает смелости даже поговорить со мной? Я испугалась вчера, а ты робеешь сегодня. Давай начнём сначала?
Девушка поднялась на цыпочки и нежно поцеловала мужчину.
Ставрос в ответ заключил Сапфо в объятия и сжал так сильно, что её рёбра хрустнули. Но вместо боли она почувствовала в груди звук победных фанфар.
— Хочешь, пойдём ко мне? — прошептала Сапфо.
— Очень хочу. Только сначала поедим.
— С удовольствием.
— Постное?
— Естественно, я же православная христианка!
— Ну и слава богу! — еле слышно произнёс Ставрос, и они рука об руку направились к его машине.
«Ох уж эти православные греки! — думала Мила, сидя в начищенном до блеска „Ауди“ и глядя из окна на мелькающие здания. — Великий пост соблюдают, а по борделям ходят. Прямо как моя мать». И она нежно погладила мужские пальцы, сжимавшие рычаг переключателя передач.
Через пятнадцать минут Ставрос и Мила заехали на подземную парковку, оставили машину и вышли в самом сердце Салоников. Проходя мимо булочных, из которых сочился аромат свежего хлеба, и направляясь в сторону таверн, откуда уже разносились запахи свежеприготовленных морепродуктов и печёной фасоли, они почувствовали урчание в желудках. Ставрос почти никогда в жизни не испытывал чувства голода или других неудобств. Всё в его жизни было вовремя, размеренно и в достатке. О нуждах людей он знал из книг, фильмов и Библии, а бедняков и попрошаек считал мучениками, расплачивающимися за свои грехи или грехи своих предков. Сапфо по привычке бросила несколько монет в протянутую руку местного бомжа.
— Не делай этого, сейчас их целая куча набежит и начнёт тереться вокруг нашего столика в таверне, — попросил Ставрос. — Всех нищих не накормишь. Лучше пойдём зажжём свечку святому Димитрию.
«Святой Димитрий раздал всё своё имущество бедным, если что…» — пронеслось в голове Милы, которая благодаря своей матери, хотя и вопреки своему желанию, знала о деяниях каждого святого и великомученика.