Там, где живут боги

Глава 20 Яблоко раздора

Зевс знал, что рано или поздно Боги взбунтуются. Только вот о том, что яблоко раздора вновь, как и три тысячи лет назад, выпадет из рук прекрасной Афродиты, Громовержец знать не мог. В последний раз раздор между тремя Богинями обернулся на земле Троянской войной. На этот раз Богиня Любви осмелилась бросить вызов ему, самому Богу всех Богов. Вначале она робела, её речь звучала тихо и неуверенно, и Зевс недооценивал всю серьёзность её намерений. Потом Афродита осмелела, её голос становился всё убедительнее и твёрже. А теперь Громовержец видел, как у одного за другим членов Олимпийского Пантеона искрятся глаза, как пробуждается в них азарт, как захватывает интрига и возникает интерес к тому, что предлагает им юная Богиня, которая, в свою очередь, уже предвкушала победу. Зевсу не хотелось так просто сдаваться, ему нравилось следить за переживаниями Афродиты. На каждом этапе, в любой ипостаси, она была невыносимо прекрасна. Её страдания, мольбы, трепет, вожделение и разочарование, новая надежда и предчувствие грядущего триумфа, словно живые толпились в его заинтригованном мозгу, томясь в ожидании ответа. Но Зевс всё тянул. Осознание того, что Афродита влюблена, что все эти любовные флюиды направлены не на него, а на человека, хуже того, христианина, пронзали стрелами ревности его огромную грудь. Ах, если бы только Афродита знала, насколько сильно он всё ещё был подвержен искушению овладеть ею! Она боялась его гнева, а он боялся её чар. Чар, которые уже подействовали на некоторых Богов. И вот они уже готовы к бою. Ради жизни на Земле, ради возрождения, ради любви! Они увлечённо и бесстрашно рассказывали о том, как ловко преступали законы Олимпа, а Афродита слушала их с упоением, время от времени бросая на Зевса вопрошающий взгляд.

Из глубины зала, как из самой преисподней, послышался грудной голос Аида, вырвав Громовержца из паутины навязчивых мыслей:

— Пока кладбища принадлежат церкви, а покойников отпевают священники, их души изнывают в смердящей реке Стикс. Харону всё равно, какой веры был покойник, но без оплаты он отказывается переправлять их в Царство Мёртвых. Зловонные воды Стикса переполнены и готовы просочиться на поверхность земли. Мои судьи, Минос и Радамант, бездействуют, за две тысячи лет они отправили ничтожное количество душ на Асфоделиевые Луга и ещё меньше — в Блаженный Элизий. Среди стенаний несчастных слышны голоса, вопрошающие о бессмертии и Царстве Небесном, которое было обещано им на Земле и которое никогда не наступит…

Аид был зол. В его словах слышались раздражение, ненависть и отвращение, копившиеся веками.

Длинные прямые волосы спадали на лицо, скрывая его почти полностью, отчего голос казался ещё утробнее.

Он продолжал:

— Бессмертие смертного — в его продолжении. И никакое целомудрие этого не изменит. Пока женщина рожает, она бессмертна; пока мужчина оплодотворяет, он — создатель. Невспаханные поля и неплодоносящие деревья погибают, незачинающий убивает, неблаготворящий вредит. — Аид посмотрел на каждого присутствующего горящими глазами и остановил свой взгляд на Зевсе. — Соблюдение исконных первородных законов и уважение к Земле — залог упокоения под землёй. Люди забыли об этом. Если на то будет твоя воля, брат, я тоже объявляю войну бессмысленному христианству. А когда мы победим, я освобожу немые души из чрева огненной реки Стикс и открою им врата в Асфоделиевы Луга и Элизий. Даю слово!

Все переглянулись. Это было слишком высокой наградой. Даже Боги не всегда попадали в Элизий. Предатели на веки вечные были свержены в Тартар, а полубоги, герои и смертные были рады попасть хотя бы на Асфоделевые Луга, где их души бесцельно бродили, слушая голоса своих близких на земле. И лишь избранные, те, кто творил добро при жизни на Земле, не ставил себя выше своих Создателей, почитал и уважал свою внутреннюю и внешнюю природу, гармонируя с её творениями и создавая единство с ней, имел шанс оказаться в Элизии.

— Война ничего не решит! — громко сказала Афина, которая всё это время молча стояла по правую руку от Зевса, внимая возбуждённым речам своих родственников. — Угроза — плохая тактика, ею не вернуть ни признания, ни поклонения. Явись мы перед людьми, они придут в ужас и будут спасаться бегством в свои церкви. Священники тут же не замедлят воспользоваться их уязвимостью и сами, дрожа от страха, призовут их неистово молиться, взывая к христианскому Господу. Не думаю, что кто-нибудь из нас выдержит второй раз такое оскорбление. И тогда нам ничего другого не останется, как уничтожить их. Готова ли ты к такому повороту событий, милая Афродита?