Там избы ждут на курьих ножках...

Необъяснимое явление Радиоведущей являло собой неоспоримое чудо. Люди боготворили Царствующую Особу, делая вывод, что раз все про всех знает, значит, глазами зрит и в особые нужды каждого в отдельности вникает. И спроваживали Маньку наставлениями Идеального Человека, как самую что ни наесть искательницу чужого добра, мужей и знамение бедности, чтобы беду не накликала. Хорошие люди, которые по неопытности и недомыслию сначала если помогли в чем, после того, как начинались гонения, обижались, что доброе их отношение стало им в тягость.

А ведь Манька даже просила их поплевать на нее, подставляя то один глаз, то другой, чтобы угодить Идеальной Женщине! Не всегда помогло, наверное, плевали не искренне…

И не знала Манька, как объяснить сей феномен. Все-то Благодетельница о ней знает. И только послабление выйдет, как она тут как тут, уже стыдит людей: «Девка вовсе от рук отбилась, того и гляди, козни начнет строить!» — и стращает, что, мол, спохватитесь, да поздно будет, потому как честному люду везде оскомина от Манькиной прибыльной жизни. Ни в чем не упускала шанса напомнить, что живет по милости и без милости. И ладно бы на Идеальную Женщину смотрели глазами, а то слушают только, вроде как безымянная она…

Как-то тайно…

Вроде нет ее, а тут, посреди народа, как Дух Святый, с каждым в уме его…

Замуж собралась, а женихи говорят: им такую невесту подавай, которая как в радио: приданное под стать заморским царевнам, чтобы родственник, который в люди выбился, чтобы, стройная да пригожая, с очами, как у лани, коса пшеничная ниже пояса, ноги длиннее верхней части туловища с головой — и снова смотрят косо! А как, если телом уродилась как все, и приданное круглой сироте никто не собирал, а само не копилось?! И вроде рядом не красавицы писанные, не владычицы морские, не лучше и не хуже — а деток, мал мала меньше, мужик тюк-тюк-тюк молоточком, корова на дворе мычит…

И вдвое горше Маньке становилось: ну разве ж она не народ?! Все-то у нее через пень-колоду, хоть в петлю лезь!

И ладно бы у нее у одной…

Но ведь куда не кинешь взгляд, везде одинаково. А люди будто не чуют беду. Бывало, хуже Маньки жили. Того осудили буквой закона незаконно, лишив имени и имущества, другой ума лишился — тело покупает, чтобы к себе пришить, третий продает — да не просто, а по частям. Бомжи людей на мясо в живом весе на стряпню сдают, другие подъедают сограждан с удовольствием, то мать с дитями на улицу выставят, чтобы долги перед Благодетелем не копила, то стариков подожгут, чтобы лекарства на них не тратить. И пить-то зеленую начинали, и семья разваливалась, и дети становились уголовниками, и дом подъедали термиты земноморские, так что трухи не оставалось. Специально из-за моря-океана летели, чтобы обозначить недостойного, как вредителя Великого Человека. В обычное время в государстве такие насекомые не водились, тепла им не хватало.

И прозревали люди — какой могущественный стоит над ними Человечище!!!

Одна Манька с годами не умнела. То ли глаза задом наперед росли, то ли то место, в котором жила, было проклятым, где сила темная из земли, а не благодать с неба — или в самом деле думать не умела, как люди. Ну, не получалось славить Благодетелей, которые на лицо не казались и за глаза плевали, и хвалить, когда кусок хлеба не подал. И пожалеть не получалось, если поднимались к Благодетельнице как щедрые Благодетели, забирая последнее у благодетелей, которые смотрели на него, как на Благодетеля, щедрости дожидаясь. И когда на нее шикали, мол, не лезь не в свое дело, в очередной раз убеждалась, что людям даже нравиться — сами несли. А потом ждали, когда их поднимать начнут.

Но обычно, Благодетель так высоко взлетал, получая протекцию от самих Величеств, что не достать его было.

А у Маньки наоборот. И не дает, а вынут, оплюют, даже те, кому бы сама дала, если попросили бы по-человечески. И вроде рассмеется, а люди в ужасе глаза отводят, будто злое сказала, тень на плетень навела, а уж если горе у нее, то у Благодетелей радость: значит, раскаивается человек — дело сие нужное и даже полезное. Или того хуже, глаза отводит, задумала погубить честного человека.

Закроется Манька в избе, сядет на лавку, и задумается: да что же это такое, клыки у нее на лбу, что каждому горе ее в радость, а радость в горе? Работала без устали, сутками пашет, мозоли, как бородавки, а живет перекати-полем. Назвать ее Благодетельницей язык бы ни у кого не повернулся — Благодетельница одна на всех была, та самая Радиоведущая. И в пример приводят, мол, работать надо, как велит Идеальная Женщина!

А как, не объясняют, только глаза закатывают…