Там, куда тебя не звали (СИ)

Какая красота…

Кажется, словно меня одну бросили в какую-то чудесную сказку. Мягко танцуя, на землю опускаются большие хлопья, устилая белым покрывалом весь двор. Наверное, это последний снегопад в этом году. Есть в происходящем что-то особенное, первозданно-магическое, что можно почувствовать, даже не будучи волшебником. Чарует. Подхожу к арке галереи, проводя пальцами по чуть шершавому камню. Такое странное чувство величавой красоты окружающего мира. Необъяснимое, давящее, до боли в сердце показывающее твою собственную ничтожность перед окружающим миром. Это ты считаешь себя особенным, уникальным, центром вселенной. А вселенная, она вот, далеко за пределами твоего разума, и ты в ней никто, песчинка, которую сотрёт и не заметит. А этот снег такими же белыми хлопьями будет кружиться, опускаясь с небес, даже когда от всего этого замка не останется и памяти.

— Ни земли, ни воды, ничего…

Замела метлой белый свет пыль…

Песня «Мельницы» срывается с губ раньше, чем я успеваю подумать. Душа просит.

—И страшиться теперь одного —

Как не стала бы небылью быль,

Как не стала бы быль…

Кто грядет за пургой из обители молний,

Тот единственный мог бы проникнуть за край.

Так гряди из-за гор, из-за гневного моря,

И у этого мира ее забирай, и навеки ее забирай.

Делаю нерешительный шаг на белое полотно, вторгаясь в эту хрупкую природную идиллию. Влажный снег чуть скрипит под сапогами.

— Коли в жизни далекой другой

Князь серебряный был бы мне мил,

Он ходил бы студеной рекой,

На уздечке бы солнце водил,

На узде золотой…

Кто грядет за пургой из обители молний,

Тот единственный мог бы проникнуть за край.

Так гряди из-за гор, из-за гневного моря,

И у этого мира ее забирай, и навеки ее

Забирай! Забирай! Пропади оно пропадом!

Звенит на ветрах из травы тетива —

Забирай! Забирай!

Крылья вспыхнули золотом,

Да остались в крови рукава…

Круто оборачиваюсь, оставляя на снегу следы от тяжелой ткани юбки, и начинаю кружить по двору в танце. Эмоции начинают захлестывать, требуя выражения не только голосом, но и движением. От крутых разворотов подол юбки высоко взметается, заматываясь вокруг ног и вызывая этим какой-то детский восторг, перехватывающий дух. Пою во всё горло, отдаваясь этим нахлынувшим чувствам. Никто не услышит, а если и услышит, то сейчас это совершенно не важно. Раскидываю руки в стороны, вдыхая полной грудью холодный воздух, и, продолжая пританцовывать, начинаю напевать проигрыш.

— А за морем на черной скале

Змей серебряный кольца плетет.

Вдруг замираю перед одной из украшающих фонтан статуй. Орёл держит в клюкве большую змею. Как заворожённая, аккуратно убираю снег с бронзовой головы пресмыкающегося. На глаза почему-то наворачиваются слезы.

— Самоцветы горят в серебре,

Змей крылатый желанную ждет, —

В сознании яркой вспышкой появляется образ Северуса. То ли оттого, что я сама с собой в мыслях называла его змеем, то ли оттого, что эмблемой Слизерина является змея, но по совершенно неясной причине придуманная совершенно не мной песня вдруг обретает вполне четкого адресата.

— Он свою нареченную ждет.

Обреченную ждет.

Кто летит за пургой из обители молний,

Тот единственный в силах шагнуть через край.

Так гряди из-за гор, из-за синего моря,

И у этого мира меня — забирай эту ложь,

Горе, нежить и небыль,

Я — стеклянный сосуд со свечою внутри;

Мы отвержены — что ж, упади же из неба

И у этого мира меня забери!

И навеки меня забери!

Слышишь, в небо меня забери!

Замираю посередине двора, чувствуя, как закладывает нос и царапает от холода горло. Снежинки тают, медленно опускаясь на кожу, и от этой холодной влаги я не сразу замечаю, что почему-то плачу. Буря эмоций вдруг сменяется какой-то жуткой, щемящей тоской, которую я с трудом могу обьяснить.

— Изумительная ночь, не правда ли? — раздаётся невдалеке знакомый голос, отчего я вздрагиваю и нервным движением смахиваю воду с лица.

— Здесь как в сказке, — улыбаюсь я, не сразу замечая притаившегося за колонной директора. — Бессонница?

Над головой раздаётся птичий писк, и Кася пикирует мне на плечо, забираясь под волосы. Даже не заметила, когда эта вертихвостка улетела. Накидываю на голову капюшон.

— Ты где была? — шёпотом обращаюсь к птице, на что та лишь тихо пищит.

— Да, у старости много своих причуд, — добродушно улыбается директор, наконец выходя из своего укрытия. — Вы не против немного пройтись?

— У меня дежурство до шести утра, — улыбаюсь я в ответ. — Буду рада, если вы составите мне компанию.

Мы медленно бредём по коридорам, болтая обо всем и одновременно не о чём.

— Я заметил, вы достаточно тесно общаетесь с профессором Снейпом, — вдруг изрекает директор, отчего я бросаю на Дамболдора удивлённый взгляд.

— Ну, при всём пакостном характере он не такой плохой, каким хочет казаться, — пожимаю я плечами. Как вообще наш разговор зашёл в это русло? Волшебник как-то странно хмыкает. — Вы не согласны?

— Единственное, что я могу сказать, как бы нам ни хотелось верить, некоторые вещи оказываются гораздо проще, чем нам кажутся, — чуть-чуть помолчав, изрекает директор, отчего я зависаю в попытке обмозговать формулировку.