Там, в гостях

Вскоре он уже критиковал показную неряшливость в одежде Августуса. Я не соглашался. Одеваться так Августуса заставляло инстинктивное желание посмеяться над окружением. В Лондоне, пояснял я, на родине портных с Бонд-стрит, Августус одевался преувеличенно щегольски. В Лос-Анджелесе, на родине повседневной одежды для мужчин, он естественным образом переключился на преувеличенность в противоположном направлении. Однако Пола мне убедить не удалось, и как-то при случае, когда Августус встретил нас в грубо заштопанной рубашке и джинсах с размочаленными краями штанин, Пол насколько мог медленно протянул:

– Давай признаем, Августус, что стиль Робинзона Крузо – это не твое.

Августус рассмеялся, но мне показалось, что замечание его слегка задело. Когда мы вернулись в дом, он ответил на вызов, демонстративно переодевшись в пиджак поприличнее.

Несколько раз мы выезжали на «церковные пикники» (термин Пола). Бенбери и Уилрайты устраивали их в одном из местных каньонов, главным образом для того, чтобы послушать Августуса. Ели мимоходом и с виноватым видом, потому что еда отвлекала.

– Мне еще чуточку вот этого, – говорил Иэн, как бы прося добавки, тогда как на самом деле хотел, чтобы Августус пояснил тот или иной момент в своем дискурсе. Время от времени мы коллективно – или же только некоторые из нас – погружались в тишину, чтобы поразмыслить над его словами. У меня до сих пор хранится снимок, на котором трое из нас как раз этим и занимаются: Дейв спрятал лицо в руки, его словно мутит от морской болезни; Иэн хмурится, как от желудочных спазмов, а доктор-квакер из Пасадены по имени Пэт Чанс отчаянно пялится вдаль, как потерпевший кораблекрушение – в ожидании паруса.

К несчастью, у меня нет снимков Аланны и Ди-Анны Свендсон – сестер и единственных по-настоящему молодых членов группы. Взяли девочек не потому, что их мать принадлежала к конгрегации Иэна и была последователем самого Августуса. Просто Августус обратился к их матери с просьбой приводить детей на встречи, с возбуждением намекая, что углядел в них «нечто».

– Это только вероятность, учтите, в подобных случаях рано даже предполагать, но такой тип детей, пожалуй, самый редкий и загадочный из всех. Моцарт сочинял музыку уже в возрасте пяти лет. В очень, очень редких случаях и правда рождаются духовные гении, будущие святые Бонавентуры и Шивананды, которые, похоже, уже пришли к «этому самому» почти что без борьбы.

Вряд ли даже предвзятый материнский разум миссис Свендсон принял бы такие речи буквально. Августус романтизировал, что водилось за ним нередко, однако в этих девочках действительно угадывалось нечто волшебно-милое: по-скандинавски белокурые, с чудесно бледной медово-золотистой кожей. Аланна была прекраснее и женственнее; ей почти сравнялось четырнадцать. Ди-Анне было двенадцать, и она пока оставалась ребенком или юным животным. Глядя на ее лицо, когда она сидела по-турецки и слушала Августуса, я отчего-то представлял себе северного оленя посреди далекой тундры, который стоит неподвижно и всегда начеку, прислушивается в отблесках северного сияния… Ди-Анна! Как можно было назвать волшебного северного олененка таким ужасным именем?

На одном из пикников, когда Августус убедительней обычного говорил о том, что жизнь только тогда имеет смысл, когда мы ищем «это самое», Аланна вдруг воскликнула с трогательным изумлением, почти негодующе:

– Если это правда так, зачем думать о чем-то еще?

Мы все притихли, и только Августус ахнул, словно при нем сорвали наконец-таки духовный джекпот.

Позднее, когда мы ехали домой, Пол пробормотал:

– Боже, эта девочка меня заводит!

– Аланна? Честное слово, Пол, как ты мог положить глаз на такую кроху?

– Черт, нет, я про Ди-Анну. Как она сидит, раздвинув ноги, когда знает, что я смотрю на нее. И ведь сама же видит, что заводит меня, маленькая стерва… Ты мне не веришь, да?

– Ну, мне кажется, ты любишь такое придумывать.

– Пари?

– Я, конечно, знаю, то есть читал, что некоторые детки рано созревают. Но Ди-Анна… А вообще, почему нет? Она очень увлечена Августусом, упорно продвигается к «этому самому».

– Ну даешь, Крис, а еще романист! Разве не видишь, что она такая сексуальная только потому, что она такая, какая есть? Или в чем, по-твоему, «это самое» состоит?

– Ты сам не устаешь повторять мне, что ни Августус, ни остальные рылом не вышли. Определись, дружище!

– Как ты не видишь, что планку им не взять именно по этой причине? Вот Ди-Анне однажды это удастся, возможно.

– Ну и молодец… А теперь ты послушай меня: если увижу, как ты волочишься за этой девицей, то нашему соглашению да и всему остальному конец, понял? Не собираюсь я больше поддерживать это баламутство. Мне, вообще-то, и самому тяжело марку держать.

Пол усмехнулся.

– Придется тебе караулить меня, голуба. – И он принялся мечтательно напевать: – Тот, кто присмотрит за мной…[105]

– Ну и гад же ты! Ты хоть понимаешь, что творишь? Медленно, но верно делаешь из меня ревнивого муженька.