Там внизу, или Бездна

— И да и нет! Я знаю, что трудно найти противоядие, если яды запечатлены святотатством и действо совершено таким опытным чернокнижником, как Докр, или римскими князьями магии. Но мне передавали, что в Лионе живет некий аббат, который слывет чуть ли не единственным человеком современности, искусившимся во врачевании этой тяжкой порчи.

— Доктор Иоганнес?

— Вы знаете его?

— Нет, я слышал о докторе от Гевенгэ, уехавшего к нему лечиться.

— Как исцеляет Иоганнес, мне не известно, но от колдовства, не отягченного святотатством, всего чаще избавляются законом возвратного действия. Удар возвращают человеку, нанесшему его. До сих пор существуют две церкви, одна в Бельгии и другая во Франции, в которых молитва перед статуей Пречистой Девы относит беду, уготованную жертве, на колдуна.

— Каково!

— Одна из этих церквей находится в Тугре, в восемнадцати километрах от Льежа, и называется храмом Богоматери Возмездия. Вторая церковь в Епине, деревушке в окрестностях Шалон. Она сооружена была в старину для борьбы с колдовством, творимым с помощью игл обильно росшего в том краю шиповника, которыми прокалывали изображение врага, вырезанное в виде сердца.

— Возле Шалона… — припоминал Дюрталь. — Если не ошибаюсь, де Герми рассказывал мне в связи с колдовским отравлением кровью белых мышей о дьявольских союзах, укоренившихся в этом городе.

— Да. Местность эта всегда отличалась пышным цветом сатанизма.

— Как хорошо изучили вы эти вопросы. Этой премудростью вас напитал, конечно, Докр?

— Да, ему обязана я кусочком познаний, которыми поделилась с вами. Он увлекался мною, хотел даже сделать меня своей ученицей. Я отказалась и теперь довольна — сейчас я ощущаю мучительнее, чем тогда, тяжкое бремя беспрерывного смертного греха.

— Бывали вы на черной мессе?

— Да, и я говорю вам наперед — вы пожалеете, что решились смотреть такие ужасы, воспоминание об этом не изглаживается… и вы будете потом содрогаться, хотя бы… даже не принимали в обряде участия.

Дюрталь наблюдал ее. Она побледнела, искры мерцали в ее туманных глазах.

Он молчал, слегка придавленный угрюмой скорбью, звучавшей в ее голосе, потом попросил:

— Расскажите, откуда Докр родом, что делал он раньше, как вышел из него наставник сатанизма?

— Не знаю. Когда я впервые познакомилась с ним, он служил викарным священником в Париже, потом был духовником королевы в изгнании. Во времена империи канонику удалось с помощью связей затушить отвратительные приключения. Постриженный в траписты, он изгнан был потом из духовного сословия и повелением Рима отлучен от церкви. Мне передавали также, что он несколько раз обвинялся в отравлениях, но суды всегда оправдывали его за отсутствием улик. Теперь я знаю лишь, что он живет богато, хотя источник средств его мне неизвестен, и много путешествует с женщиной, которую пользует как ясновидящую. В глазах всего света каноник — злодей, но если бы вы знали, какой он умный, образованный, коварный, обольстительный!

— О! — удивился Дюрталь. — Как изменился голос ваш, ваши глаза! Сознайтесь, вы любите его!

— Нет, не люблю, но, к чему скрывать, был один миг, когда мы безумно увлеклись друг другом.

— А сейчас?

— Клянусь, что сейчас все кончено, мы остались друзьями, и больше ничего.

— Вы часто бывали у него. Любопытно ли его жилище? Окружает он себя необычной обстановкой?

— Нет. Он живет удобно и уютно. Устроил у себя химическую лабораторию, владеет огромной библиотекой. Я видела у него лишь одну необычную книгу: служебник черной мессы, на пергаменте с редкостнейшими рисунками в красках, переплетенный выделанной кожей некрещеного младенца. На одной из сторон переплета было в виде виньетки что-то вытиснено.

— Не помните вы содержания рукописи?

— Я не читала ее.

Они замолчали. Потом, взяв его за руки, она сказала:

— Вы повеселели. Я хорошо знала, что излечу вас от тоски. Посмотрите, какая я добрая, не сержусь даже…

— Сердиться? На что?

— Согласитесь, слишком безотрадно для женщины убедиться, что только беседой о мужчине могла она развеять вашу скуку!

— Нет, нет, откуда вы взяли, — разуверял он, покрывая нежными поцелуями ее глаза.

— Оставь, — шепнула она. — Я пьянею от этого… уже поздно… мне пора домой.

Вздохнув, удалилась, а он задумался над ее жизнью, утопавшей в глубокой тине.

XVII

На следующий день после того, как изрыгал Жиль де Рэ на судилище свои яростные проклятия, снова предстал он перед судьями.

Он предстал, понурив голову, сложив покорно руки. Еще раз кинуло Жиля из одной крайности в другую. Всего за несколько часов укротился его исступленный дух, и он просил прощения у судей за свои неистовства, смирился и признал их полномочия.