Там, за чертой блокады

Стогов собирался задать деду еще много вопросов о дореволюционной офицерской жизни. В книгах, которые читал Витька, офицеры выглядели пьяницами и дуэлянтами. Но пришла Александра Гавриловна звать ребят на ужин и прервала, возможно, первую в жизни Кибитки исповедь. Он заругался на нее, мгновенно приняв свой прежний облик – несносного старика с крутым, неуживчивым нравом.

Баня, а главное, печь, выдержали испытание, и Козлиха, теперь работавшая в детском доме, рано утром с помощью малышей вымела все щепки, вымыла пол и затопила печь. Баня заполнилась теплом и приятным запахом хвойной смолы.

Нелли Ивановна, войдя в предбанник, с умиротворением замерла, вдыхая хвойный аромат, исходящий от нагревшихся стен. Потом объявила, что до прихода председателя надо успеть помыть детей, помыться воспитательницам и старшим ребятам. Но Козлиха предупредила, что если первыми помоются женщины, то председатель в баню не войдет. Таков обычай.

Удовлетворенные баней Никитич и Кибитка сели на оставшиеся от стройки бревна, обкуривая друг друга зловонным дымом самосада. Трудно было поверить, что «царский гриб» способен без скандала спокойно разговаривать с кем-то. Распираемые любопытством, старшие ребята подсели к мужчинам в надежде услышать продолжение вчерашней задушевной беседы.

– А ты, Савелий, значит, похоронил меня, коль стал раздавать мое добро?

– Так ведь раздавать, а не продавать. Дарю-то кому? Безродным детишкам. Если потребуешь, верну тебе твой дом, а свой дом отдам им.

– Да леший с ним, с домом! Намедни директорша подходила, спрашивала, не соглашусь ли я остаться и учить печному мастерству ее обормотов. Хитрая баба! Говорит, что бесценный опыт печного дела надо передавать, а не уносить с собой. Не сказала куда, как-будто я не понимаю – куда. Я уже пробовал передать опыт воронопашинским стервятникам, так они обобрали меня подчистую. Даже крест нательный срезали во время сна. Я одного, что понахальнее, сгреб, приставил нож к его глотке и сказал, что, если сейчас же не принесут мастерок, молоток и отвес, перережу глотку. Принесли, треклятые. Правда, обещали меня прибить. Но я уже в те края не хожу. Тайга, она в Воронопашино не упирается. Ваши-то как? Не падки на чужое?

– Ну что ты, Варфоломеич! Наши на это не способны.

– Ну, слава богу!

Хитро прищурившись, Кибитка посмотрел на Стогова и Спичкина.

Нелли Ивановна с воодушевлением восприняла согласие Кибитки дать уроки мастерства печного дела, а старшие ребята между собой пожелали «новому учителю» провалиться сквозь землю. Но Кибитка сам с первыми петухами исчез.

Встретив председателя, директор спросила, когда же Владимир Варфоломеевич начнет обучать ребят? Не обманул ли?

– А кто ж его знает! Я первый раз видел, как он с тобой разговаривал человеческим языком, а то либо ругается на чем свет стоит, либо грозит убить. Видишь, он тебе одной сказал, что его зовут Владимиром Варфоломеевичем, а у нас никто этого не знал. Кроме как «царский гриб» да Кибитка его здесь и не величают. Видать, учуял в тебе интеллигента, а с нами только собачится, как бешеный кобель. Так и остерегайся, чтоб не укусил. И то правда, при вас, ленинградских, совестно так ругаться. Не то что с нашими бабами: ты им слово, а они тебе десять, да каких!

Пока мылись старшие ребята, Александра Гавриловна решила поменять постельное белье. Снимая простыню с постели Сережи Реброва, она обнаружила бумажный пакет, в котором лежали засохшие кусочки и корки черного хлеба. Женщина медленно опустилась на кровать, уставившись на пакет, который воскресил воспоминания о горьком, страшном и не таком уж далеком прошлом. «Знать, этот страх перед голодом останется на всю жизнь, коль при реальной сытости он не покидает ребенка», – подумала Александра Гавриловна. Она нашла еще три «склада» с корками хлеба, кусочками печенья и сахара у других ребят и решила никому не говорить о находках. Но тайна продержалась недолго.

…Председатель сказал, что нынче богатый урожай черной смородины, растущей вдоль берега реки Яя. Банки с крупной ягодой уже приносили ребята. Их рассказы о бесконечных зарослях смородинных кустов особенно поражали воображение Изабеллы Юрьевны, мечтающей об изобилии витаминов. Но Нелли Ивановна скептически отнеслась к сообщению председателя, тем более ребят.

– Ну сколько можно набрать ягод? – допытывалась директор у Никитича. – Ведро-два?

– Что ты, Ивановна, тьма ее! Собирать некому. Я ведь баб не пущу на такое баловство, когда важных делов в колхозе невпроворот. Так, по пути на сенокос или еще куда, наедятся, и всё. Кабы был сахар, так и варенье заготовить можно. А мы сахаром-то и до войны не шибко баловались, потому и не собирали ягоду.

– Прямо не верится, что витамина так много и так близко.

– А что верить-то? Погрузи свой курятник на телеги, вывези, пущай клюют. Тебе ведь тоже заготавливать ягоду впрок ни к чему: сахаром и вас не балуют.

На следующий день всех ребят от шести и старше плотно усадили на телегу. Другая телега была загружена кастрюлями, бидонами, банками разного калибра. Визгливо-веселый «табор» двинулся к реке.