Там, за рекой

То есть пили оба, а последствия только у меня. Отвратительно. Я пробурчал что-то среднее между «Здрась» и «Брысь» и пошел рыться в лекарственной полочке холодильника, что есть в каждой уважающей себя советской, а потом и российской семье. Только не спрашивайте, почему именно в холодильнике хранятся таблетки, хотя ни у одной из них таких условий хранения нет. Как максимум – «сухое и прохладное место», и холодильник удивительно не подходит на эту роль. Внутри него, как правило, высокая влажность, да и холодно – это не то же самое, что прохладно. Однако так повелось, и теперь уже ничего не поделать. Все таблетки живут на верхней полочке большого белого кухонного друга.

Минут через десять я уже был готов к тому, чтобы разговаривать. Наташа приготовила мне кофе, но каждый раз, когда я поглядывал на него, организм заявлял: «Даже и не думай, это слишком горячо».

– Кирилл, я могу взять куртку твоей супруги? – спросила Наташа. – Я обязательно верну, могу курьерской службой выслать, можем в городе пересечься, когда ты в Питер поедешь.

Я кивнул, стараясь не совершать слишком резких движений.

– Это дачная куртка, она тут и живет. И вряд ли в ближайшее время понадобится. Тем более в нынешней ситуации. Так что бери без проблем. А ты куда вообще собралась?

– Я же вчера говорила. Еду домой и занимаюсь там своей свадьбой. Почему-то дозвониться до Аслана я не могу, но он регулярно пишет и большей частью говорит о свадьбе, но иногда выдает какую-то удивительную дичь. Меня это бесит, он на звонки не отвечает, а я, вместо того чтобы заниматься нормальными делами… – Наташа махнула рукой, так и не закончив фразы. В общем, все и так было понятно.

– Во сколько электричка? Тебя подвезти?

Она засмеялась в голос.

– Ты себя-то видел с утра? Если нас остановят гаишники, то тебе достаточно будет просто дыхнуть на них. А если серьезно, то электричка через двадцать минут, и такси уже стоит возле ворот.

Я привстал и глянул в окно. За кустами черемухи действительно прятался рыжий «Солярис». Наташа подошла и крепко обняла меня.

– Слушай, это было реально офигенное приключение, и мы, когда встретимся в Питере, его обязательно обсудим. Ну а пока желаю тебе найти свою реальность и искренне надеюсь, что с семьей все будет в порядке.

Я помотал головой. На секунду забылся, и похмелье сразу же наказало меня.

– Ты совершаешь ошибку, нужно искать путь назад, – судя по тому, насколько знакомыми показались эти слова, вчера я уже не раз и не два повторял их. И, судя по всему, тщетно.

Наташа выскочила за дверь и, не оглядываясь, побежала к машине. Она еще и бегать может после вчерашнего. Я посмотрел на остывший кофе и принялся ложками насыпать в него сахар, искренне надеясь, что это может спасти напиток.

Вышел на улицу, закрыл за убежавшей Наташей ворота и снова остался один на один со всеми своими проблемами. Брат по-прежнему ничего не отвечал, впутывать каких-то других знакомых мне не хотелось, голова все еще пухла от похмелья и кучи самых разных идей и предположений, никак не желающих собираться в единую, хоть немного логичную теорию.

Двор заливало солнце, а день обещал быть теплым, как это бывает в середине августа, когда осень уже неизбежна. Задумавшись, я поднял с земли упавшее яблоко с ярко-красным бочком, вытер его и укусил. Глупая идея, голова взорвалась фейерверками боли, и я поспешил домой – лежать, пока похмелье не отпустит.

Спустя несколько часов меня разбудили крики. День уже явно перешел за полдень, голова прошла, и я, скидывая с себя остатки сна, пошел проверить, кто же это кричит.

Я открыл ворота и увидел там Наташу, зачем-то вернувшуюся. Я только успел пробормотать что-то вроде «Привет», как она протиснулась в ворота, бросила свой пакет с вещами на землю и без замаха и предупреждения ударила меня по лицу. Попала в нос, и, казалось бы, переставшая болеть голова вновь расцвела оттенками мигрени. Я непроизвольно зажмурился, пропустил второй удар в ребра, тоже удивительно болезненный. Третьего удара не последовало, Наташа бросилась мне на шею и зарыдала. Из ее неразборчивых бормотаний я понял только то, что это именно я, сука, во всем виноват и теперь нам конец, даже Эрмитажа мы никогда не увидим.

Я молчал, только крепко обнимал и гладил ее по спине. Спустя пару минут она успокоилась и только тихонько всхлипывала, как ребенок, столкнувшийся с ужасной несправедливостью.

Минут через пятнадцать со стаканом чая в руках она наконец успокоилась и смогла рассказать, что же все-таки случилось. Мы сели на веранде за стол, я вытащил конфеты из маминых запасов, достал клубничного варенья. Наташа подошла к делу серьезно, закинула в себя несколько конфет, ополовинила стакан с чаем. Только после этого она медленно и нехотя начала говорить.

По ее словам, это началось спустя примерно полчаса, то есть на трети пути до Питера, сразу после того, как электричка миновала Гатчину. Погода ухудшилась, а за окном потянулся нескончаемый лес, без намека на поляну или человеческое жилье.