Там, за рекой

Олич я узнал сразу. Такие волосы узнать несложно – смотришь и сразу понимаешь: вот она, Рапунцель, заточенная в башне. Олич сидела в кресле на крыльце дома, в котором я провел так много времени.

Я подошел поближе и обомлел. Это было не кресло, а инвалидная коляска. Панова сидела в ней, закутанная в теплую не по погоде куртку, а на ее коленях лежал планшет. Странно, но этот старый, покосившийся дом и девушка в инвалидном кресле казались чем-то близкими, как кусочки пазла или элементы одной картины. Почти как «Мир Кристины» Уайета, только без надрыва. Я подошел ближе и поздоровался в полной растерянности, абсолютно не понимая, что и как я должен сейчас сказать.

– Явление третье: прибытие Карпова на места боевой славы.

Олич улыбнулась. В ее огромных карих глазах все так же бесились чертенята. Голос не изменился, но что-то пропало. Точно, не стало мягких и обволакивающих жестов. Губы улыбались, глаза светились, а руки бессильно лежали поверх планшета.

– Привет-привет, заблудший одноклассник. Что привело тебя сюда спустя столько лет? И кто эта прекрасная дама рядом с тобой, неужто супруга?

Олич откровенно издевалась, а я не знал, как реагировать – молчал, тупил и оттого немел еще мучительнее.

– Нет, это знакомая. Я по делу пришел, – попытался неуклюже объяснить я свое появление, но получилось только хуже.

– Да я догадываюсь, что не просто так посидеть, поболтать с одноклассницей. Рассчитывать на внезапное извержение совести спустя два десятка лет глупо. Не так ли? Я Ольга, школьная подруга вот этого молчащего молодого человека.

Наташа улыбнулась.

– Я Наташа. А вот этот столбик, – она показала на меня, – недавно вполне бодро разговаривал.

Я отмахнулся от них. Мысли в голове путались.

– Олич, а что, ну…

Оля точно соображала лучше меня. Впрочем, так оно всегда и было.

– Что со мной случилось? Да все просто, сертификат на парашютный прыжок, сильный боковой ветер, неудачное приземление. Хоп – и я в мгновение ока становлюсь той самой Рапунцель, что не покидает башню и не может сама даже расчесать волосы.

– Блин, Оля. Я просто не знал, я даже не мог подумать…

Олич фыркнула и тряхнула головой.

– Еще бы ты узнал. Вот чего мне тут точно не хватало, так это твоих крокодиловых слез и мудовых соболезнований. Ты бы еще, паче чаяния, решил, что должен что-нибудь сделать в связи с этим. Так что я лично просила молчать всех, кто только мог проболтаться. Хотя ты и сам не очень часто бываешь у нас.

Крыть было нечем.

– Не часто. Олич, мне жалко, что я не знал раньше.

– Жалко – оно, Кирилл, у пчелки. Лучше расскажи, что случилось и почему ты все-таки решил навестить меня, да еще и с незнакомой девушкой. Прости, Наташ, но не могу перестать над ним подтрунивать. Да и вообще, я, не вставая с этого места, чувствую, что вы принесли мне удивительно интересную историю. Хотя стоп, не надо рассказывать. Кирилл, можешь закатить меня на веранду? Дверь открыта. Наташа, заходи, тебя я попрошу поставить чайник и налить нам всем чаю. Длинные истории нельзя оставлять на пороге.

Я взялся за ручки коляски и аккуратно покатил ее через дверь на веранду. Все пороги в доме были снабжены аккуратными пандусами; видно, что дом серьезно готовили для жизни маломобильного человека.

* * *

Мы сели пить чай за огромным столом, где специально было оставлено место для коляски. Руки плохо слушались хозяйку, и я старался не смотреть, как Олич, обхватив чашку двумя руками, изогнувшись всем телом, некрасиво пытается пить чай.

– Слушай, а как ты тут…

Мне даже не требовалось договаривать фразы до конца, Олич с ходу угадывала, что я хочу спросить. А может, просто привыкла, наверняка ведь каждый, узнавший о ее беде, первым вопросом спрашивал одно и то же.

– Муж. А ты что, реально думал, что я так и буду ждать принца? С утра он меня вывозит, вечером обратно, пока лето, можно целый день гулять. Впрочем, он тут недалеко работает, а уж позвонить, чтобы подъехал, я могу без проблем. Да и соседи знают: если что, можно всегда крикнуть через забор.

И она снова улыбнулась, будто извиняясь, и вновь превратилась в прежнюю прекрасную и недоступную красавицу, о которой нельзя даже подумать ничего плохого.

– А теперь хватит о быте. Рассказывай, что у вас произошло?

Олич слушала странно, не то что не перебивала, она даже вопросов наводящих не задавала. Так обычно ведут себя люди или полностью погруженные в ситуацию и понимающие все нюансы, или, наоборот, потерявшие нить разговора и тщетно пытающиеся сообразить, о чем же идет речь. Я продолжал рассказывать и искренне надеялся, что Олич все понимает. Удивилась за время истории она только один раз, да и то в абсолютно неожиданном месте, когда я рассказывал о том, как мы болтали с бородатым Кузнецовым. Она нахмурилась, но тут же исправилась и продолжила слушать так же внимательно, как и прежде.

Закончил я эффектным: «И вот мы пошли к тебе».

Панова помолчала, а потом выдала неожиданное: