Там, за рекою, — Аргентина

И в самом деле, недалеко от нас в слепом рукаве реки блестел небольшой омут, и к нему вели следы примерно пяти животных. И ни одного назад! Ничего нет проще, как вспугнуть их, заставить выйти из воды — и добыча будет обеспечена. Мы распределили роли. Два стрелка остаются на берегу, третий с фотоаппаратом под берегом, двое движутся вперед как загонщики. Едва мы спустились с высокого берега и коснулись мягкого пачкающего ила, как он начал колебаться под нами, словно глиняный плывун. Но азарт толкал нас вперед: ведь петля вокруг добычи была стянута, нужно было только выгнать водосвинок из укрытия. Вода в дальнем углу, возле камышей, пошла волнами, из нее вынырнули две вымазанные грязью головы, но тут же опять молниеносно погрузились в воду. Вперед!

— Осторожно, осторожно!

Поздно! Мирек, шагнувший первым, вдруг по колено провалился в грязь.

— Брось ружье и ложись! — крикнул Зденек. — Быстро!

В такие минуты человеку в голову приходят удивительные мысли. Вдруг отчетливо, словно наяву, представляешь себе сцену из виденного несколько лет назад фильма, название которого давно исчезло из памяти. Это была изощренная месть, совершившаяся где-то на Амазонке. Плантатор загоняет своего соперника, сманившего его жену, на край болотистого омута и затем любуется, как тот у него на глазах медленно погружается в трясину. Рука поднимается, прося пощады и помощи, затем появляется искаженное ужасом лицо, натуралистическая деталь безумных глаз — и конец. Два-три пузыря, и отомстивший плантатор, смотревший на это с ледяным спокойствием, встает и уходит…

Следующих двух секунд размышлений над тем, что испачкаешься, если ляжешь в эту кашу, было достаточно, чтобы очутиться в болоте по колено.

— Немедленно ложись…

Это казалось невероятным. Лежишь на животе, и ничего тебе не делается. Плывун вроде бы чуть прогнулся, немножко подался — и стоп. Вокруг тишина, только где-то за спиной сухо трещат ветки. Нет, это трещали целые деревца.

— Ухватись за них и повернись на бок, — командовали Мартин и Иржи, подоспевшие первыми. Вылезать из болота труднее, чем провалиться туда, что и говорить!

Но вскоре мы уже все стояли на «суше», в безопасности.

— А как же водосвинки?

Они были все там же. На низком берегу омута появились новые следы, шедшие наискосок от первоначальных. В суматохе никто и не заметил, как добыча незаметно исчезла. А вместе с нею и желание продолжать преследование.

Мы не могли удержаться, чтобы не измерить, как глубоко до дна этой предательской ловушки.

Срубили тонкое, метров в пять длиною деревце, сотни которых росли вокруг. Оно дециметр за дециметром исчезало в наносе ила; метр, два, четыре, пять. Дна не было…

Усталые, оборванные и голодные, под вечер вернулись мы на стоянку, где Ярослав, выполнявший в этот день обязанности сторожа, сидел как на иголках. Едва ли он встречал более благодарных едоков, чем были мы в этот день.

Следующие три дня утекли как вода. К добыче прибавилось еще несколько лисиц и двуутробок, которыми побрезговал даже пес. У нас пропало желание таскаться за водосвинками, поэтому на третий день мы пришли к единогласному решению: завтра — кру-гом, в Саэнс-Пеныо шагом марш!

Добыча была жалкая. Кучка лисьих шкурок, два панциря броненосцев. И несколько катушек заснятой пленки. Гораздо более ценной добычей, значительно превышавшей недостающие охотничьи трофеи, было знакомство с Чако, по крайней мере с его преддверьем.

Это все еще неведомая, если хотите, таинственная пустыня, хотя в значительной ее части уже полностью исчезли исконные жители, индейцы, В то же время это и довольно крепкий орешек для человека, который хочет прожить здесь скотоводством или охотой и товарообменом. Горстка одиночек, рассеянных на тысячах квадратных километров, живет здесь не такой жизнью, как часто ее представляют в Европе. Это жестокая борьба, лишенная какой бы то ни было романтики; это жизнь людей, подсознательно остающихся верными местам, где они родились, и покинувших родину по самым разным причинам.

КРАСНЫЕ ИЛИ СИНИЕ?

— Это исключено, в Ресистенсию вы не попадете! Наши автобусы не выезжают в Саэнс-Пенью вот уже третий день!

— А каково положение у Напальпи?

— Озеро разлилось и затопило шоссе. До самого Мачагая все под водой. На одном участке смыло часть терраплена!

Больше мы ни о чем не спрашивали. Голос в телефоне угас, а с ним и надежда на то, что после четырехмесячного перерыва мы сможем продолжать путь в Парагвай и Бразилию. В трактире и на улицах Саэнс-Пеньи не было видно ни одного чакреро. Определив по своим дождемерам, что прошедший ливень был более чем обилен, они усердно принялись сыпать в землю семена хлопчатника, чтобы наверстать упущенный месяц.