Там, за зорями. Пять лет спустя

«Сколько же сотен раз опять с чистого листа.
К счастью дороги все опять замыкались в круг,
И рассыпалось все пустым замком из песка.
Белая полоса черной сменялась вдруг.
Но даже если придется пройти через тернии к звездам,
И даже если когда-нибудь солнце устанет светить,
Я буду знать до последнего вздоха, цепляясь за воздух…
Все происходит не рано, не поздно,
Но одного мне не дано изменить,
Дом там, где сердце, и найти его просто,
Ни для кого не секрет то, что сердце мое там, где ты.
Сколько же сотен раз опять обрывалась нить,
Самое важное теряло значение.
То, что, казалось нам, должно было вечно жить,
Вдруг превращалось в пыль в одно лишь мгновение.
Но даже если придется пройти через тернии к звездам,
И даже если когда-нибудь солнце устанет светить,
Я буду знать до последнего вздоха, цепляясь за воздух…
Все происходит не рано, не поздно,
Но одного мне не дано изменить,
Дом там, где сердце, и найти его просто»

[1].

Ни для кого не секрет то, что сердце мое там, где ты…» — эти строчки вертелись в голове, чем бы она ни занималась, и не давали ей покоя.

Леша оставался в Горновке, но она знала, со дня на день он придет, чтобы сообщить ей о своем отъезде и попрощаться.

Однажды после полудня, когда Маняша и Ульяна были уложены спать, Полянский на своей машине повез Аню и Тимошу домой, а Елена Викторовна увязалась с ними, чтобы отовариться в новом гипермаркете, Злата, забравшись с ногами на стул, устроилась за столом в столовой и, открыв ноутбук, снова включила запись концерта.

Она сидела, зарывшись пальцами в распущенные волосы, смотрела, слушала, пытаясь анализировать, раскладывая, как пасьянс, свою прошлую жизнь и чувства, и снова все тасовала…

Она сама все усложняла, тут Анька была права. Проще было бы отбросить все страхи и поговорить с Блотским, но слова не шли с языка. Она не знала, как начать этот разговор. Злата не знала, имеет ли она право на этот разговор. Снова начинало терзать чувство вины и страха, и так опять по кругу…

— Не веришь? — услышала она вдруг за своей спиной, когда в очередной раз песня началась сначала.

Испуганно вздрогнув, девушка обернулась и увидела Лешу.

Он стоял, опершись о дверной косяк, и смотрел на нее.

— Ты пришел попрощаться? — кусая губы, спросила она.

— Скажи, пожалуйста, неужели между нами возможна только дружба? Неужели все было ошибкой с самого начала? Ты ведь не притворялась, и я был счастлив, почему тогда все вот так? — игнорируя ее вопрос, Леша задал свой.

— А тебе не приходило в голову, что наша с тобой дружба — это и есть наша любовь? — проглотив подступающие слезы, ответила она. — Это я виновата, что жила в заблуждениях, думала, любовь между мужчиной и женщиной — это другое, не то, что есть у нас. Я думала, так неправильно… Я была счастлива с тобой, но меня не покидало чувство вины, мне казалось, то, что есть между нами, это совсем не то, чего ты заслуживаешь! Мне казалось, я все время обманываю тебя, так как не чувствую того, что должна… Да, ты ведь знаешь, я любила Дороша. И воспоминания об этой любви жили во мне. Я думала, любить можно только так, но я ошибалась. И поняла это, когда потеряла тебя. Да, было время, мне просто больно и стыдно было думать о тебе… Я знала, что предала тебя, разбила сердце… Я была виновата перед тобой и знала, что ты меня никогда не простишь. А потом, когда Ирина Леонидовна настояла на возобновлении нашего общения и мы смогли снова общаться и дружить, испытала облегчение… Но знаешь, на протяжении этих нескольких лет, наверное, не было и дня, чтобы я не думала о тебе. Ты нужен мне был, Лешка. Знаешь, несмотря ни на что, мне все время казалось, что я привязана к тебе чем-то большим, чем страстью или любовью. Я не знаю этому названия. Пытаюсь объяснить это себе и не нахожу слов. Знаю только, это навсегда. Но ты мне ничем не обязан. Дядь Валерик правду ведь тогда сказал…

— А меня ты не пробовала спросить? Тебя не интересовало, чего хочу и о чем думаю я? — перебил ее парень.

— Интересовало. Я задавала себе один и тот же вопрос: можно ли простить то, что пришлось пережить тебе из-за меня? И ответ был очевиден!

— То есть песня моя тебя не убедила? Даже ей ты не поверила?