Там, за зорями

Злата вообще не верила во все эти гадания. И, если честно, будучи особой впечатлительной, немного побаивалась всего потустороннего, необъяснимого. Совершенно не хотелось жить потом с оглядкой и ждать каждую минуту того, что предсказали карты. И бояться, превратившись в параноика. Но в этот вечер Маришка все же уговорила ее. Самой Маришке баба Ариша никогда не гадала, сколько бы девушка не упрашивала. Она говорила, не нужны карты, чтобы предсказать будущее Марины. Беспросветная жизнь ее ждет с Сашкой, и конца этому не будет. Девушка смеялась, не считая свою жизнь здесь такой уж ужасной, а Максимовна украдкой вытирала слезы.

Старушка долго тасовала карты, а потом попросила Злату мизинцем сдвинуть колоду. И стала раскладывать.

— Для дома… Для сямi… Для вулiцы… Для сэрца… Што было… Што ёсць… Што будзя… — бормотала баба Ариша, раскладывая по стопкам карты.

Полянская с улыбкой следила за ней, подперев голову рукой.

— Так…

Разложив карты, Максимовна стала переворачивать их и внимательно всматриваться подслеповатыми глазами.

— Счаслiвая у цябе будзя жiзня, Златуля. Добра усё будзя. I замуж выйдзяш, i любоу будзя. Да етага не было, но зусiм скора будзя. Во, бач, крастовы кароль и чарвовы валет, яны на сэрдцы у цябе.

— Что, оба? — пряча улыбку, спросила Злата.

— Абодва. I толькi ты зможаш разабрацца, з кiм табе быць. Будуць i слёзы, як жа без iх, калi любоу, но усё пройдзя i будзя добра. I грошы будуць.

— Конечно, будут! — кивнула девушка. — Ладно, поздно уже, давайте спать. — сказала она и поднялась из-за стола.

Баба Ариша внимательно взглянула на Полянскую и стала собирать со стола карты.

— Ты не поверила? — шепнула ей Маришка.

— Я не ищу любви и замуж не собираюсь. Я писательницей хочу быть.

— А что, одно другому разве мешает? — удивилась Маринка.

— Представь себе, да. В моем случае однозначно, — весьма категорично заявила Злата.

Маришка лишь пожала плечами.

— Маринка, ты ложись с Машкой. А баба Ариша пусть с вами на соседней кровати ложится, а бабе Вале я постелю в столовой.

Девушка кивнула и пошла в спаленку.

— Спокойной ночи, Злата.

— И тебе, — улыбнулась в ответ Полянская.

Она помогла Максимовне дойти до спальни, постелила бабе Вале на диване и, пока пожилая женщина укладывалась, пошла проверить, заперты ли входные двери и двери на веранде. Потом погасила везде свет и отправилась к себе в спаленку.

Но спать не хотелось, хотя уже давно перевалило за полночь. Переодевшись в ночную сорочку, девушка скользнула под одеяло и, удобно устроившись среди подушек, потянулась за ноутбуком. Открыв свой роман, она стала неторопливо просматривать страницы; вычитывая некоторые моменты, исправляла ошибки.

В доме и за окном царила полная тишина, нарушаемая лишь едва слышным жужжанием компьютера и ее дыханием, поэтому едва различимые голоса, нарушившие тишину, она услышала сразу. Они приближались, становились отчетливее, и девушка узнала среди них пьяный смех Сашки.

Так, значит, пьяные посиделки закончились, и они расходятся по домам. То, чего девушка подсознательно ждала весь вечер, случилось. Сейчас Сашка придет домой, обломится, никого там не застав, и что? Покричит, поругается и завалится спать или, догадавшись, в чем дело, отправится сюда с разборками?

Девушка почувствовала, как внутреннее напряжение, то, которое весь вечер она старательно не замечала, усилилось, и отмахнуться от него просто так уже не получалось.

Полянская сохранила изменения в документе и закрыла ноутбук. Ей совершенно не хотелось, чтобы призрачное голубоватое свечение в окне привлекло внимание. Может быть, все еще обойдется, но рисковать она не собиралась.

Убрав ноутбук на стул, стоящий рядом с кроватью, Злата приподнялась на кровати и чуть отодвинула штору в сторону. Пьяная компания как раз поравнялась с ее домом.

— У, сука! Спит! — погрозил кулаком Сашка ее окнам. — Родственнички ее того, свалили, а она одна осталась! — сообщил он Маськам, пьяно и противно хихикая. — Вот выловлю я эту ведьму, и тогда она у меня попляшет! Вот спорим, Моська?

Масько только рукой махнул. Он шел, раскачиваясь из стороны в сторону, махал руками так, как будто тем самым пытался удержать равновесие, чтобы не завалиться на обочине. Говорить он утке не мог, только мычал что-то нечленораздельное.

— Ага! — подала голос Алка, пьяно растягивая слова и икая. — Мало она тебе один глаз подбила? Хочешь, чтоб и второй? Да и Дорош… Ты хочешь, чтоб он тебе за нее яйца оторвал?

— Заткни свою пасть! Дорош… Что мне Дорош? Он сам не знает, чего хочет! Болтает всякое, а сам даже трахнуть ее не может! Вот если б она ему в плаз заехала… К тому же она ведь мою дуру против меня настраивает! А я Маринке сказал, если будете этой тварью шляться, так отделаю — места живого не останется? Будет знать, как родного мужа не слушать!

— Ох, Сашка, гляди! Прибьешь когда-нибудь ты Маришку, а она девка неплохая, а было б у нее мозгов побольше, свалила бы она от тебя!