Тамада

Черная тоска навалилась на Али. Тоска и обида. Откровенно говоря, ему не было бы так тяжело, если бы вместо него избрали мужчину. Но ведь избрали-то женщину! Бабу! Конечно, в сельском хозяйстве она разбирается. Но ведь этого мало — нужно уметь руководить людьми. Сумеет ли она? Справится ли? Навряд! Чтобы руководить, нужно иметь луженую глотку, цепкий глаз и хитрость лисицы. Нет, не потянет! Женщина — она и есть женщина. Вспомнил, что однажды прочел в какой-то книжке, чем женский ум рознится от мужского. Женщиной больше руководят эмоции, чем здравый смысл, а у мужчин, наоборот, здравый смысл — залог всякого успеха. В душе Али не был женоненавистником, но еще с детства привык смотреть на девчонок, в том числе и на эту пигалицу — Жамилят, как на существа слезливые и безынициативные, от коих не жди мудрого совета и разумных поступков. В двадцать лет он женился на черноглазой, стройной, как лоза, татарочке, была она на два года моложе, привез в родной аул. Во-он там, на том заброшенном склоне стоял когда-то их каменный дом. (При отступлении немцы разрушили дом, его надо было отстраивать заново, поэтому Али велел устроить там колхозную конюшню.) Прожили год, детей не предвиделось, а тут в тридцать девятом Али мобилизовали. Вскоре он попал в бой на «линии Маннергейма», его там контузило, ранило в левое плечо — до сих пор нельзя разогнуть руку в локте. И когда после госпиталя вернулся домой, жены там не оказалось. Сказали, будто уехала с каким-то заезжим джигитом в Ереван. Справок о ней наводить не стал, ведь она, наверное, полюбила того, другого, а если так, то теперь у нее своя семья. Стоит ли искать пропавшую? Как говорится в пословице: вослед прошедшему дождю бурку не неси. Измена жены тяжело ранила душу Али. С тех пор он никогда не заглядывался на женщин, считая, что у каждой из них такой порок: едва муж с порога долой — так из сердца вон. Недаром все они так любят кошек — ведь те так же свободны в выборе и никогда не ждут часа, когда заявится прежний кавалер. Считал, что весь род этот аллах наделил коварством, и каждая — незамужняя или вдова — норовит поставить тебе капкан, иными словами — оженить на себе.

Постепенно Али окончательно приспособился к своей холостяцкой жизни, создавать семью — ему казалось лишними хлопотами, оправдывал свое нежелание тем, что он инвалид, ему нужна тишина, покой. А какой будет покой, если в доме хоровод детей? Нет, женитьба — это удел других.

Жил он квартирантом у старушки Фазу, снимая половину дома.

У крыльца все трое остановились.

— Оллахий, Али, если есть на свете самое несправедливое дело, то случилось оно сегодня, — заглядывая ему в лицо, заговорил Салман.

Насупив брови, Али засунул руки в карманы брюк и, ни на кого не обращая внимания, поднялся по ступенькам.

Салман и кассир Семен тоже вошли в дом. Салман тут же уселся за обеденный стол. Семен, расторопный белобрысый юноша, вытащил из брезентового портфеля бутылку водки и поставил на стол.

— О, это дело! — довольно потер руки Салман, увидав бутылку, и громко крикнул в сторону кухни: — Фазу, дорогая, положи чего-нибудь на стол.

Из кухни появилась пожилая женщина.

— Дай нам чего-нибудь, чтобы немножечко помутузить бутылочку, — продолжал Салман. — Целый день морили голодом. Клянусь аллахом, на этом собрании я не услышал ни одного порядочного и умного слова, кроме доклада Али. Держался ты как настоящий джигит. Я видел, как она на тебя смотрела.

— Кто?

— Да та самая Жамилят. Вроде бы в пол глядит, а потом сразу зырк-зырк глазищами в твою сторону, как кошка на масло. А что, подкатись к ней, то да се, а там, глядишь, просватаем тебя за нее. Чем вы не пара? И опять ты будешь в чести. Каждый скажет: «Вон идет Али, муж нашей председательши Жамилят...»

— Ты, шельма раскосая, сюда попал по ошибке, — рявкнул Али, подойдя к Салману, взял со стола бутылку, сунул ее под мышку кассиру. — И ты тоже. Я теперь не председатель. Идите, ставьте бутылку перед новым начальством.

— Ну что ты, Али, как ты можешь так говорить?.. — начал было Салман, но Али подтолкнул его к порогу. — Я... — Салман попятился к двери, кассир проворно скрылся за дверью, опередив Салмана, который все клялся в лучших чувствах и пятился...

— Иди, иди, — сказал ему Али. — Теперь вам не будет от меня никакой пользы. Зря пришел на мои поминки, лучше иди на ее той[7].

Пятясь задом, Салман дошел до кухни, пробормотал хозяйке дома: «Спокойной ночи» — и выскользнул на крыльцо.

Али сел за стол, опустив голову на руки, задумался. Он испуганно вздрогнул, когда старая Фазу положила ему руку на плечо.

— Я все слышала, все знаю, сынок. Значит, тебя так отблагодарили за то, что ты ночей не спал, о себе не думал? Если ты не управился на месте председателя, что сможет эта одинокая женщина, Жамилят?

— Не знаю...

— А вы все, мужчины, почему воды в рот набрали? Почему ничего не сказали об этом?