— Нет, Имбата. Но ты всегда обращал слишком мало внимания на сына и потому не знаешь, что у мальчика на душе. Разве ты не знал, что он был очень дружен с Ваделой, что они вместе ходили по утрам к морю, играли. А теперь, когда Вадела с отцом ушла, он не находит себе места. Тамбера очень тоскует. Пропадает где-то весь день. Возвращается домой поздно. Спрошу, где он был, одно только и отвечает: «Искал друга!»
— Ишь ты, друга ищет? Выходит, что, кроме Ваделы, других детей в кампунге и нет?
— Есть, да любил-то он больше всех Ваделу. А теперь Тамбера остался один. Чего только я не делала, чтобы разогнать его тоску, чтобы не бродил он целыми днями по лесам, чтобы сидел дома, да все напрасно.
— А что ты, например, делала?
— Даже к колдуну ходила.
— Все это бабьи выдумки. Проучить его надо хорошенько. Тогда блажь из головы-то выскочит.
— Это, Имбата, не поможет. От побоев тело страдает, но душа не исцеляется. Так мы и совсем Тамберу не будем видеть дома.
— А где он сейчас?
— Не знаю, опять ушел куда-то.
— Когда придет, вели ему отнести домой господину ван Спойлту папайю.
Не успела Вубани ответить, как входная дверь стремительно распахнулась и в комнату влетел запыхавшийся Кависта. У парня был такой вид, будто кто-то гнался за ним по пятам.
— Что случилось? — быстро спросил Имбата.
— Убью его, вот этим ножом заколю! — хрипло проговорил Кависта, и в руке у него блеснул нож. — Если вы, дядя Имбата, так это оставите, я сам с ним расправлюсь!..
— С кем?!
— С голландцем!
Имбата даже попятился от неожиданности, а у Вубани глаза округлились от страха.
— Что случилось? — спросил староста.
— Моя овца забрела к ним во двор. Ходит по двору, травку щиплет. А этот голландец давай гоняться за ней. Бедная овца ногу себе сломала!
— И ты из-за этого хочешь человека убить? Разве можно так, Кависта! С голландцами нужно жить в мире. Они приехали сюда, чтобы научить нас всему.
— Ну, пока от них один только вред. И если вы, дядя, не вмешаетесь, я с ним расправлюсь по-своему.
— Что же я должен делать?
— Пусть они мне что-нибудь дадут за овцу.
— И я должен попросить об этом?
— Да. А не то я сам пойду к голландцам. И вы будете виноваты, если прольется кровь.
Подумав немного, Имбата сказал парню:
— Ладно, ступай домой, а с господином ван Спойлтом я поговорю сегодня и все улажу.
Кависта ушел. А Имбата, у которого и так было испорчено настроение после разговора с женой, сделался еще мрачнее. Хмурый и молчаливый, расхаживал он по комнате. Вубани хорошо знала, что ожидает Тамберу, когда мальчик придет домой. Тяжелые были кулаки у Имбаты, когда он гневался. Вубани не отходила от окна, поджидая сына, который должен был вот-вот вернуться. Увидев приближающегося мальчика, она выбежала во двор и провела его на заднюю половину дома, чтобы он не попался на глаза отцу.
Вубани накормила сына, а когда он поел, ласково спросила:
— Где ты был, сынок?
— Далеко.
— Я ведь просила тебя не уходить так надолго из дома.
— Но сегодня я ходил не напрасно, ма.
— Не напрасно, сынок?
— Теперь я знаю, где живет дядя Свамин.
— Правда? — В голосе матери послышалась радость: ей самой так хотелось получить хоть какую-нибудь весточку о брате. — Где же они теперь живут?
— У самой горы Бадера.
— Кто их приютил?
— Никто. Там в лесу есть пещера, вот они в ней и живут.
— Ох, горе, горе… Не говори об этом отцу, ладно, сынок?
— Зачем я буду ему говорить!
— Ты запомнил дорогу?
— На обратном пути я чуть не заблудился и долго плутал по лесу. Но теперь я могу их легко найти.
— Как выглядит дядя Свамин? Здоров?
— Говорит, ноги у него болели. Но теперь ему уже лучше.
— А как Вадела?
— Хорошо.
— Как же они там живут, в лесу-то, вдвоем?
— Ты знаешь, ма, мне совсем не хотелось от них уходить. Если бы я мог остаться там…
— Ты хотел бы жить с дядей Свамином, сынок?
— Да, хотел бы. Какая мне радость дома? Отец вечно ругает меня.
Едва мальчик произнес эти слова, как в комнату вошел Имбата.
— Хорош, нечего сказать! — обрушился он на Тамберу. — Только и приходит домой, чтобы поесть!
— Оставь ты его в покое. Он сегодня не провинился ни в чем, — вступилась за сына Вубани.
— Шлялся где-то весь день, вместо того Чтобы делом заняться, — сердито выговаривал Имбата.
— Я уже его поругала. У тебя, Имбата, и так много забот. Дома уж я как-нибудь сама разберусь.
Спокойный тон Вубани подействовал на Имбату, и он продолжал без раздражения:
— Дай-ка ему папайю. Пусть отнесет господину ван Спойлту. Голландец обещал дать ему что-то взамен.
— Я еще не нарвала ее.
— Что же ты до сих пор делала?
Чтобы не вызывать ссоры, Вубани, ничего не ответив мужу, сходила в сад и нарвала спелой папайи.
— Передашь это самому господину ван Спойлту, — напутствовал сына Имбата. — Понял? Отправляйся немедленно!
Тамбера молча повиновался и нехотя побрел к построенному для голландцев дому. Вступив во двор, он остановился. Ему не хотелось идти в дом, откуда доносились громкий смех, разговор, пение на незнакомом языке…
«А что, если я возьму и выброшу эту папайю в море, — подумал Тамбера. — А сам уйду из кампунга и никогда больше не вернусь. Пусть тогда отец поищет меня…»