Наутро, наскоро умывшись, он снова взялся чистить саблю Риттера. Но теперь это занятие не показалось ему таким веселым. Он тер и тер блестящую сталь, а сам думал, зачем столько возиться с этой дурацкой саблей? Неужели нет другой, более полезной и интересной работы? Видно, Риттер считает, что его новый слуга только и способен, что чистить сабли. И опять Тамбера сумел подавить в себе недовольство: у него есть цель, он хочет стать настоящим солдатом, и он преодолеет любые трудности, будет добросовестно исполнять все, что ему прикажут.
Но все-таки чистить саблю было делом довольно скучным, и скоро Тамбера, вскочив на кучу сена, стал опять разыгрывать бой на саблях с невидимым противником. В этот момент в конюшне неожиданно появилась Клара. Тамбера стоял спиной ко входу и не сразу увидел ее.
— О-о, всего только второй день в крепости, а уже научился владеть оружием! — воскликнула она.
Услыхав голос девушки, Тамбера и смутился и обрадовался. Перестав махать саблей, он повернулся к ней.
— Если начнется бой, — добавила Клара, — ты обязательно победишь.
— Ну что ты! — ответил он. — Я еще ничего не умею. И пусть лучше никаких боев не будет.
— Нет, Тамбера, война может начаться в любое время.
— Война? — воскликнул юноша.
— Конечно. И наша Ост-Индская компания готова воевать.
— Разве Лонтору грозит нападение?
— А разве обязательно надо ждать, когда на тебя нападут? Можно напасть первыми. А у нас здесь много врагов.
— Каких врагов? — встревожился Тамбера.
— Все, кто хочет выгнать отсюда голландцев, кто отказывается заключить контракт, все эти люди — наши враги.
— Какие они враги? Просто на плечах у них вместо головы пустой кокосовый орех.
— Например, у Кависты!
— Значит, он все-таки стоит на своем?
— Да. Но это ничего. Его имя уже занесли в список бунтовщиков.
— А зачем?
— Если он и дальше так станет себя вести, с ним церемониться не будут. Отберут мускатник — и все. У побежденных всегда все отбирают… Ой, Тамбера, что это с тобой? Как ты побледнел! Ты боишься Кависты?
— Нет, я его не боюсь.
— А почему у тебя такой расстроенный вид?
— Я не думал, что среди наших жителей есть такие глупцы…
— Ха! Так они же все дикари! Один глупее другого!
От этих презрительных слов Клары Тамбера побледнел еще больше. К счастью, Клара не заметила этого, она вдруг заторопилась и ушла.
Может, она ушла именно потому, что ей не понравилось волнение Тамберы? Может, она и в самом деле считает его трусом? Тамбера пожалел о ее уходе. Но чувство досады тотчас исчезло, когда он сообразил, что надо немедля действовать.
Он разыскал Риттера, попросил отпустить его на час домой и, получив разрешение, не мешкая покинул крепость. Тамбера спешил рассказать отцу все услышанное им от Клары. Но отца, к сожалению, не оказалось дома.
Встретила его мать. Едва завидев сына, она бросилась к нему, чуть не плача от радости.
— Ах, как хорошо, что ты пришел! — говорила она. — Мне так нужно с тобой поговорить.
— Что-нибудь случилось, ма?
— Ничего не случилось. Только твой отец совсем меня заел: зачем я тебе позволила уйти к голландцам? Уж так он меня ругает, так ругает, не знаю, что и делать.
— Вот так у нас и ведется, — сердито сказал Тамбера. — Привыкли смотреть на детей, как на свою собственность. Хоть бы уж скорее голландцы ввели на нашем острове свои порядки. А то ведь какое кругом невежество! — И, помолчав немного, он добавил решительным тоном: — Нет, мама, из крепости я не уйду.
Не ожидая такого резкого ответа, Вубани растерянно смотрела на сына.
— Но, Тамбера, ведь и я хочу, чтобы ты ушел оттуда, — собравшись с мыслями, тихо сказала Вубани.
— И ты хочешь? — насупился он. — Но ты же согласилась меня отпустить.
— Верно, сынок, согласилась. Но вот тебя не было дома всего один день, а я места себе не найду, кусок в горло не идет, все о тебе думаю.
— Я вижу, что моя мать такая же, как все лонторцы, — с горечью произнес Тамбера. — Если бы ты знала, ма, как многому можно научиться у голландцев, сколько они всего знают!
— Не под силу мне вынести разлуку с тобой, сынок, — вздохнула Вубани. — Так тоскливо на душе.
— Все это от невежества, мама, от того, что разум в нас слаб. Голландцы посмеялись бы над твоей тоской. Ты подумай! Ну, буду я вечно около тебя сидеть, ничего нового не увижу, не узнаю. Вырасту невеждой. И жизнь мне будет казаться черным колодцем. Верно говорят голландцы, что знания, как факел, освещают все темные закоулки жизни. И кто же будет виноват, что я останусь неучем? Моя родная мать. Так неужели ты этого хочешь?
— Не знаю, что тебе на это и ответить, сынок. Боюсь, в крепости тебя такому научат, что загубишь ты совсем свою душу. Будет она после твоей смерти блуждать, не зная покоя. Никому я такого не пожелаю, а тем более родному сыну.
— Что ты говоришь, мама! Умных, образованных людей не только все уважают при жизни, но их и хоронят с почетом. И после смерти не забывают.
— Да я не об этом говорю, Тамбера, а о твоей душе.
Не хочу я, чтобы она после твоей смерти металась над землей как неприкаянная.