Тамерлан

Тамерлан продолжал диктовать о том, как злодеи разрушили его миротворческую деятельность и, как он ни боролся за мир, они хотели войны. Пришлось воевать, рискуя жизнью, и малым, слабым ополченьицем громить несметные полчища негодяев. Искендер работал с увлечением. Письмо доставляло ему немыслимое наслаждение, никогда еще диковатая чагатайская вязь не казалась ему столь прекрасной. Вот-вот должны были войти люди с его русской рукописью. Он так и видел их. Они уже успели подержать страницы над огнем, и им оставалось только сделать перевод с русского на чагатайский. Что будет с Истадой? Что будет с маленьким сыном?! Какая судьба ждет их после того, как его казнят?.. А как, интересно, казнят его?.. Не повесят, это точно. Вешают только высокопоставленных чагатаев. Хорошо еще, если просто отрубят голову на площади! На миру и смерть красна. Тамерлан может приказать содрать кожу и на этой коже написать какое-нибудь сочинение…

– Люди, преданные мне всем сердцем, пришли ко мне с поздравлениями. Победа и впрямь была блестящей, тут уж нечего возразить, – продолжал диктовать великий эмир.

Время тянулось медленно. Искендер сходил с ума от красоты рисуемых им букв, от страшных мыслей о жене и сыне, о собственной участи. Наконец, когда Тамерлан дошел до того, как у него созрело намерение отнять у ханов Джете все города Турана, вошел слуга и сообщил, что явились посланные. Затем по сигналу Тамерлана в шатер вошел юзбаши, лицо которого было знакомо Искендеру, а имени его он не знал.

– И вот, когда мне исполнилось тридцать шесть лет, я отправился в местность Джилан, – додиктовывал Тамерлан, кивнув вошедшему, – взял с собой главного своего эмира с воинами и двинулся в местность Кульмак, где и сделал остановку. И мы тут тоже сделаем остановку. Ну что, Ослан?

– Пусто. Мы нашли того уруса, про которого вы нам сказали, и он помогал нам, но ни одной рукописи на русском языке не обнаружили. Каримулла, которого вы отправили в тутошний дворец, тоже не нашел ничего предосудительного.

– Прекрасно. Я так и знал, – промолвил Тамерлан. – Приведите мне теперь этого негодяя Сулейманбека, которому недолго остается произносить свое имя вслух. Молиться Аллаху он тоже скоро будет молча.

Искендер с каменным лицом ждал дальнейших указаний.

– На сегодня достаточно, – сказал ему Тамерлан. – Складывайся. Сейчас мы поговорим с этим проклятым азербайджанцем.

Мирзе Искендеру никоим образом не хотелось беседовать с Сулейманбеком, и прежде всего потому, что тот оказался предателем, доносчиком, а уж потом по разным другим причинам. Но ему предстояло в это черное, как деготь, похмельное утро выдержать еще и это испытание. В шатер ввели уже связанного Сулейманбека.

– На колени, собака! – вскричал Тамерлан. – Даю тебе возможность в последний раз насладиться своим языком. Через пять минут его у тебя не будет.

Мирза Сулейманбек растерянно посмотрел на своего государя, затем на мирзу Искендера, и по виду обоих понял, что дело его гиблое.

– Пощадите, хазрет! – воскликнул он, падая на колени.

– Пощадить? – усмехнулся Тамерлан. – Я и так пощадил тебя. Я хотел отрубить тебе язык, но так, чтобы он оставался заключенным в своей шкатулке. Потом все-таки передумал и решил оставить шкатулку у тебя на шее. А с языком все же придется расстаться. Он у тебя как помело, сметает весь мусор.

– Мирза Искендер! – воскликнул азербайджанец. – Разве вы не говорили мне вчера за дастарханом про потаенную книгу?..

– Это была шутка, мирза Сулейманбек, – холодно ответил Искендер. – Неужели вы думаете, что я мог и впрямь… И как только у вас язык повернулся оклеветать меня!

– Больше он не будет поворачиваться, – решительно сказал Тамерлан. – Эй, держите его. Юзбаши Ослан, а ты отрежь язык мирзе Сулейманбеку.

– Язык? Только язык? – оживился юзбаши, извлекая из ножен щегольской европейский кинжал-дуссак.

– Если ты подозреваешь его в связи со своей женой, можешь отрезать еще что-нибудь, – усмехнулся Тамерлан. – Мне нужен только язык. Сулейманбек, ты хочешь сказать что-нибудь, прежде чем навсегда утратишь способность говорить?

– Да, хочу! – выпалил мирза, схваченный с двух сторон могучими лапами двух нукеров. – Я не виноват перед вами, хазрет! Я был верным слугою вам!

– Никто и не говорит, что ты виноват, – отвечал Тамерлан. – Виноват язык, он и потерпит наказание. И почему ты говоришь о себе «был»? Ты и останешься моим верным слугой, даже еще более верным – без языка-то.

– Пощадите его, хазрет, – робко попросил Искендер. Не от души попросил, а лишь вспомнив о том, что он христианин и должен сожалеть о недругах своих.

– Вот еще! – фыркнул Тамерлан. – Не хочу. Ослан, выполняй!

Азербайджанец отчаянно завопил, но расторопный юзбаши ловко справился со своим заданием. Окровавленный язык Сулейманбека лег на серебряное блюдце, стоящее на столике перед Тамерланом. По знаку великого эмира казненного увели.