Тамерлан

– На меня, как на наиба, возложена еще и священная миссия джехангира – то есть человека, несущего миру свет мусульманства. Когда ислам лучами своими пронзил всю землю потомков Чингисхана, он достиг и пределов Китая. Но правоверные там и раньше оставались в значительном меньшинстве, а теперь и подавно, ибо их преследуют и угнетают страшнее, чем кого бы то ни было. Весь Китай представляет собой великое поганое капище, где поклоняются драконам и всевозможным мерзостным идолам, едят не только свинину, но и мясо разнообразных гадов – змей, ящериц, улиток, тараканов, а также личинки жуков. Подумать только – Тангус-хан объявил свинью особо почитаемым животным. Всюду ей ставят изваяния, хотя и не перестают поедать ее мясо. А не так давно, как стало мне известно, и ересь назарейская проникла в умы Тангус-хана и его приближенных. Наш священный долг явиться в Китай под двумя знаменами – белым стягом Чингисхана и зеленым знаменем ислама. Язычники должны быть истреблены и наказаны за свою мерзость. Готовясь к сегодняшнему курултаю, я, по своему обыкновению, открыл на первой попавшейся странице величайшую книгу, которую мы называем просто глаголом «Читай!»[99]. И вот что я прочел там:

И это воздается им за то,
Что от Аллаха и Пророка отказались.
А кто отходит от Аллаха и Пророка…
О, в наказании суров Аллах!
Он скажет: «Это – ваша кара!
Вкусите от нее огня и дыма!
Ведь кара для неверных – огнь и дым!»
А вы, кто верует неколебимо!
Когда вы встретите толпу неверных
Иль дружный строй, стремящийся на вас,
Не обращайтесь же спиной к неверным.
А тот, кто обратит к ним тыл,
Не для маневра, чтоб опять вернуться
И налететь на них с другого фланга,
А лишь из трусости своей презренной,
Тот навлечет Господний гнев и кару,
И ад ему прибежищем предстанет —
Обитель скверны, нечистот и гари!
Не вы их убивали, а Аллах!

Это строки из суры «Аль-Анфаль»[100]. Вы слышите, правоверные, что говорит книга книг? «Не вы их убивали, а Аллах!» И пусть тот, кто раскаивается, убив во время наших предыдущих походов многих нечестивцев, утешится, ибо не он убил их, а сам Аллах. И когда мы пойдем истреблять идолопоклонников китайцев, да не дрогнет рука наша, ибо Аллах берет на себя наши грехи. Аллах акбар!

– Аллах акбар! Алла-аху акбар!!! – заревел курултай, приподнимаясь и вскидывая лес рук. Тамерлан принял от слуги чашу с кумысом, отпил три глотка, внимательно приглядываясь к лицам сидящих справа. Когда он произнес первую часть своей речи, о правах человека, он отметил, как оживленно кивали головами сидящие за сеидами и улемами знаменитые кади и муфтии[101]. Теперь не только они, но и сеиды, сверкая глазами, явно одобряли вторую часть речи, о священном долге бороться с неверными.

Налево можно было не смотреть – там, среди военных, царило полное единодушие – на Китай! Аллах акбар! Да к тому же Аллах заранее берет на себя все грехи!

Тамерлан выждал паузу, когда возбужденные возгласы стихнут, и перешел к третьей, заключительной части своей речи:

– Могут возразить, что столь длинный поход вызовет неизбежные потери, что расстояние до Китая куда больше, чем до Рума, Сирии, Руси и Маджарии[102], что все это не вполне согласуется с насущными проблемами нашего государства и не лучше ли еще раз сходить за Ганг, где проклятых язычников осталось еще очень и очень много. Во-первых, любой поход влечет за собой потери. Во-вторых, доходили мы и до Рума, и до Руси, и до Маджарии, и до Сирии, так неужто не доберемся до Китая? И в-третьих, Китай уже реально угрожает безопасности нашего государства. Если мы не придем громить Тангус-хана, то Тангус-хан со своим несметным войском кровожадных язычников придет к Самарканду, чтобы громить нас. Этот подлый разбойник, именующий себя императорам, уже прислал к нам четыреста всадников и наглое посольство, требующее от нас выплаты каких-то баснословных долгов. Так, может быть, нам заплатить эти так называемые долги и ждать, когда прискачут четыре тысячи китайских нукеров с баскаками за новой данью, вдесятеро большей?

– Долой! Не потерпим! – раздались слева голоса Аллахдада и Шах-Малика.

Тамерлан приподнял левую руку, усмиряя пылких вождей, и закончил: