Тамерлан (начало пути)

— Что это означает? — продолжает Тимур. — Это значит, что с сегодняшнего дня вы мои сотники! Мы все поступаем на службу к Казангану!

Новость мигом преображает сверстников: они как бы становятся более собранными, такое впечатление, что они только теперь почувствовали себя настоящими мужчинами.

24

Город Кеш.

Заутренняя молитва.

Среди молящихся — Тимур. Он стоит рядом с дядей, Хаджи Барласом тут же неподалеку, расположились молодые незнакомые люди.

Мы застаем молитву. Естественно, в конце ее люди расходятся. Тимур и Хаджи Барлас идут рядом. Говорит чаще Хаджи Барлас. Тимур, как и полагается племяннику, весь — внимание…

— Истинно: ты, т. е. я хочу сказать «мы», должны быть благодарны эмиру Казангану за столь милостивое предложение, но…

Тут Хаджи Барлас, почуяв, что к их разговору прислушивается какой–то человек, осекается, берет за плечи племянника, отводит его в сторону и через секунду — другую продолжает:

— Здесь у каждого камня есть ухо. Посторонним знать о наших семейных делах не обязательно — или я не прав?

— Вы правы, дядя.

— Так что хотел я сказать?

— Мы должны быть благодарны эмиру Казангану, но…

— Но… должны помнить, — он опасливо озирается, — эмир — северянин, караунасовец, мы же — барласовцы — южане… Кеш спокон веков наш…

С ними раскланялся какой–то, судя по внешнему виду, знатный человек. Хаджи Барлас заметил, что это вызвало интерес племянника:

— Это Байан Сулдус…

— Южанин? Северянин?

— Не то и не другое, но он ближе к нам…

Неподалеку в группе молодых людей человек что–то выкрикивал, размахивая рукой:

— Это кто?

— А–а–а… Это Саллех, сын покойного Боролдоя… Попрошайка! Всё канючил, выспрашивал у эмира тумень отца, а этот ему — огрызок кости со стола… Ха–ха–ха… Но… нет более опасных врагов, чем монголы… Они… этот Туглук Тимур спит и видит себя на троне Мавераннахра!..

— Зачем вы мне обо всем этом говорите, дядя?

Хаджи Барлас несколько обескуражен:

— Зачем? Для сведения… Считай, что пошутил. Конечно, нет смысла забивать всем этим голову… Выкинь, выбрось… А теперь куда?

— Пойду познакомлюсь со своей тысячей.

— Это дело, — говорит, все еще не совсем уверенно Хаджи Барлас, — Ах, да, совсем забыл о главном! Тимур, у нас был разговор с эмиром. Знаешь, что он задумал? — Хаджи Барлас расплывается казалось бы в искренне весёлой улыбке. — Он намерен выдать за тебя свою внучку… Айджал!

— Айджал!? — вырывается невольно у Тимура.

— Ты недоволен?

— Что вы, дядя! Воля эмира — воля Аллаха. Я рад!..

— А теперь можешь идти к своей тысяче! А меня ждет человек. Байан Сулдус с пронзительной улыбкой смотрит в их сторону… Хаджи Барлас также, улыбаясь, направляется к нему…

Между тем последняя весть озадачивает Тимура — он мысленно уходит в прошлое:… Заросли речной поймы… Он держит за плечи полуголую… Жамбы. Та вырывается, выкрикивает: «Уходи! Уходи!..» — Он: «..У тебя вид шлюхи! Шлюха!..» — Она: «Уходи! Убийца! Убийца!..» Он бьет еще, еще, еще по лицу… Жамбы падает, не в силах прикрыть оголенное до пояса тело… И вдруг слышится за спиной:

— Ассалом алейкум!

Тимур оборачивается — перед ним — франтовато одетый, улыбчивый молодой человек повторяет:

— Ассалом алейкум! Я внук эмира. Меня зовут Хусейн. А тебя я знаю, ты новый тысячник деда… Тебя зовут…

— Меня зовут Тимур.

— Ты барласовец — и это мне известно. Ты мне нравишься. Я хочу, чтобы ты стал мне хорошим другом — согласен?..

— Я сделаю всё, чтобы удержать твое дружеское расположение ко мне.

— Ты чем владеешь лучше — луком или саблей? — не унимается Хусейн.

— Саблей, — честно признается Тимур.

— Ты волнуешься перед сражениями?

— Да, волнуюсь.

— Ты любитель мясного?

— Я ем в меру.

— Что значит «в меру»? Сможешь переесть кочевника? — смеется Хусейн. — Ты ведь потомок кочевников.

— Мой отец Торгай родился в Кеше, — Тимур пытается изо всех сил упрятать свое недоумение по поводу столь необычного тестирования.

— Ну, и что? Я тоже родился в Кеше, а не прочь обурдать аппетитное ребрышко… а теперь скажи честно, что ты больше любишь — женщин или охоту?

Впервые Тимур озадачен: кто этот Хусейн — шутник или идиот? Жуир или хитрый дипломат, ловко умеющий завлечь в сети неопытного человека?

— А если я предложу тебе, — он что–то шепчет панибратски Тимуру на ухо. Хохочет. Следом — то ли искренно, то ли подыгрывая, — смеется и Тимур.

25

Начало ноября.

На охоте.

Верхом на конях во главе с Хусейном молодые люди из элитарных кругов Мавераннараха, в основном военные. Среди них, по правую руку с Хусейном — и Тимур.

Гон, судя по шумам, приближается.

— Понял: саблей владеешь хорошо. Но говорят и лук в твоих руках поет, не хуже струн рубаба, — говорит не без некоего лукавства Хусейн Тимуру. — Может быть сыграешь?

— Попробую, — Тимур вытаскивает из колчана стрелу, прикладывает ее к тетиве.

— Тебе приходилось участвовать в такой охоте? — интересуется Хусейн.

— В такой нет.

— Сейчас из–за тех деревьев появятся газели — смотри, не проморгай!

За беседой Хусейна с Тимуром в сторонке наблюдают трое молодых людей. Среди них — известный нам Саллех, сын Боролдоя.

— Щебечут, как влюбленные птички, — провоцирует Саллеха один из его приятелей.