Качества, присущие первому из этих трех, – мудрость и справедливость – он проявил в ходе суда над немецкими евреями (1235-1236 гг.), обвинявшимися в ритуальном убийстве христианского младенца. Проведенное под его руководством тщательное расследование закончилось полной их реабилитацией, закрепленной императорским указом «In Favorem Judaeorum» («Во благо иудеев»). Он также запретил использование в судебной практике «испытания огнем», которому когда-то султан аль-Адиль подверг Франциска Ассизского, дабы проверить крепость христианской веры католического монаха. «Разве может раскаленное докрасна железо, – рассуждал Фридрих, – стать жарче или холоднее без естественной причины?»
Доктора Менгеле можно разглядеть в бесчеловечных опытах Фридриха по проверке некоторых гипотез. Например, он приказал закупорить человека в винной бочке, дабы проверить, сможет ли в таких условиях душа отделиться от тела после смерти. Двух мужчин убили, а затем изъяли внутренние органы, чтобы изучить изменения в них. Младенцев намеренно держали в полной тишине, дабы выяснить, какой именно язык являлся родным для всего человечества – иврит, греческий, арабский или латынь. Но, как зафиксировал Салибмен, «все труды оказались напрасны, ибо дети умерли».
Его мораль в вопросах сексуальных отношений явно не соответствовала христианскому учению, хотя и в данном случае трудно отличить правду от вымысла. Один из видных членов папской курии Николас ди Кабрио, «поднаторевший в искусстве подрыва чужих репутаций», обвинял его в том, он превратил церковь в публичный дом, а церковный алтарь – в сортир. Он заявлял, что Фридрих делал проститутками не только молодых женщин, но и мужчин, «предаваясь чудовищному разврату, о котором преступно даже помыслить». По словам Николаса, Фридрих «предавался презренному содомскому греху открыто и даже не пытаясь его скрыть». Почему-то некоторые ученые считают – возможно, по наивности, – будто одна сильная страсть исключает другую. Однако можно вполне определенно утверждать, что в гареме германского императора были как мусульманские, и христианские гурии, от которых у Фридриха имелась куча незаконных детей, и среди них Манфред – позднее король Сицилии, а также Иоланта – графиня Казертская.
Избавившись от докучливой опеки приставленных папой священников, Фридрих прежде всего попытался воплотить в жизнь рациональные и светские идеи по управлению своими державами. После того как в 1220 году римский папа Гонорий III короновал его (Фридриха) императорской короной, молодой монарх назначил вместо традиционных священников и феодальных вассалов в сицилийской администрации профессиональных юристов и открыл университет в Неаполе – для подготовки новых управленческих и судебных кадров на основе древнеримского права. Возлагая на голову своего воспитанника императорскую корону, папа благословил Фридриха на новый крестовый поход. Нет сомнений, что тот воспринял его напутствие весьма серьезно – он не столько беспокоился за судьбу Иерусалима, захваченного сарацинами, сколько рассчитывал, возглавив эту экспедицию, укрепить свое лидирующее положение в христианском мире. Опираясь на традиции деспотического правления античной эпохи и будто предваряя диктаторские режимы нашего времени, Фридрих, презрев христианскую добродетель смирения, принял концепцию, что данная ему Богом императорская власть берет начало от императоров Древнего Рима. «С давних времен, – писал он, – мое сердце горело неуемным желанием не только восславить имена великих и благородных основателей Римской империи, но и восстановить саму империю».
Эти честолюбивые планы неизбежно вошли в противоречие с амбициями Папской курии, провозгласившей такие же, если не более грандиозные, цели, а также с интересами Лиги ломбардских городов во главе с Миланом, которая в 1221 году провозгласила свою независимость. Хотя и папа Гонорий III, и сам Фридрих II стремились исполнить обет и ско-рее начать крестовый поход, однако раз за разом он откладывался. В 1223 году умерла его жена, Констанция Арагонская, – она была намного старше Фридриха, но брак с ней в 1209 году существенно укрепил его положение. Претенденткой в супруги стала принцесса Иоланта Иерусалимская. Ее отец Жан де Бриенн в то время находился в Европе и как раз подыскивал ей мужа, и этот вариант ему подсказал Великий магистр Тевтонского ордена Герман фон Зальца.