Король пересек реку позже брата и избежал худшего, но едва его люди разбили лагерь на южном берегу, как им пришлось оборонять его. С каждым часом росло число погибших. Сразу после боя в Эль-Мансуре Гийом де Соннак помог Жану де Жуанвилю разбить группу мусульман, которых они застигли за попыткой похитить шатер из королевского лагеря. А три дня спустя магистр уже снова участвовал в бою. В пятницу 11 февраля люди Фахр ад-Дина выдвинулись на позиции крестоносцев, а мамлюки начали забрасывать их греческим огнем. Гийом де Соннак командовал отрядом, состоявшим из немногих уцелевших тамплиеров, но он и его люди ослабли от ран, устали и были слишком плохо оснащены, чтобы одолеть противника.
Жан де Жуанвиль описал этот бой. Магистр приказал построить для своих людей заграждения из захваченных сарацинских осадных машин, но они не только не помогали, а, наоборот, мешали. «Сарацины ударили по защитникам Соннака греческим огнем», – писал он. Но видя, что тамплиеров слишком мало, мусульмане не стали больше ждать, а атаковали христиан и очень скоро победили их. За тамплиерами, по словам Жуанвиля, «все было усеяно сарацинскими стрелами, так что под ними не видно было земли». Лишившийся одного глаза 8 февраля магистр Гийом потерял в этом бою другой и скончался от ран[540]
.Крестоносцы пришли в Эль-Мансуру и, как и тридцать лет назад, были сокрушены. Несмотря на то что Людовик IX удерживал позиции больше месяца, к началу апреля стало очевидно, что оставаться здесь дольше – значит погибнуть. Новый султан, Туран-шах, прибыл в Каир, чтобы наследовать своему отцу, и хотя его двор раздирала вражда между различными группировками мамлюков, он не желал вести мирные переговоры с христианами, положение которых было безнадежно.
В окрестностях Эль-Мансуры все говорило о разорении, голоде и болезнях. Танис был полон раздувшихся трупов, так что местами река оказалась перекрыта. Нил кишел мусульманскими галерами, которые не давали христианам ни пополнить свои запасы, ни бежать в Дамьетту. Люди страдали от недоедания. Цинготные десны гнили, и цирюльники срезали омертвевшую плоть, чтобы солдаты могли есть. У самого Людовика вновь случился приступ дизентерии, так что ему даже пришлось прорезать дыру в панталонах. В этой ситуации оставалось только отступить.
Беспорядочный отход вниз по Нилу начался с наступлением вторника 5 апреля. Люди штурмовали суда или в отчаянии шли пешком по грязи, лишь бы скорее покинуть злосчастный лагерь. Те, кому удалось уйти, оглядываясь назад, видели, как зарево пожаров освещает мусульманских солдат, уже заполонивших лагерь, и тех, кто был слишком болен, чтобы бежать.
Горстка выживших тамплиеров подняла свое черно-белое знамя в жалкой попытке организовать остатки войска Людовика на пути в Дамьетту, но это была безнадежная задача. Рассеянную крестоносную армию захватывали судно за судном, отряд за отрядом, без всякого снисхождения к тем, кто не мог считаться ценным пленником. (Жан де Жуанвиль сумел избежать смерти, когда его судно село на мель в прибрежном иле; он прыгнул за борт, а когда его взяли в плен, назвался двоюродным братом короля Людовика.) К тому моменту, когда примерно в десятке миль от Дамьетты были захвачены последние группы бегущих крестоносцев, в живых оставалось только три тамплиера.
Арабский поэт Джамал ад-Дин ибн Яхья ибн Матрух позже написал праздничную песню, поносящую крестоносцев и их короля:
Вы пришли на Восток, гордясь своими победами, считая нашу боевую барабанную дробь дыханием ветра… и ваша глупость завела вас туда, где ваши глаза уже не видят, куда бежать… из пятидесяти тысяч нет ни одного, кто не мертв и не ранен, и не в плену[541]
.В христианском мире весть о произошедшем была встречена глубоким унынием. «Французы, – писал Матвей Парижский, – все сильнее изнемогали от душевной скорби, и их король не мог их утешить»[542]
.А утешить их он не мог потому, что, как и вся французская знать, сопровождавшая его в египетском походе, Людовик IX, король Франции, был взят в плен. Теперь он находился во власти людей, которых хотел уничтожить. Туран-шах потребовал возвращения Дамьетты и выплаты восьмисот тысяч золотых безантов, что примерно эквивалентно четыремстам тысячам турских ливров или доходам короны за два года. За это султан готов был отпустить и тысячи других заключенных, которым еще не перерезали горло.