Я вернулся в самое сердце храма, где отвечал за людей, желавших выжить. Не спорю, конечно, я также хотел покрутиться среди тех юных жриц, про которых ходили слухи, что они под белыми халатами голенькие. В любом случае я скоро убедился, что это миф. Медсестры зачастую носили маечки.
Мне было тридцать два, когда Рауль без предупреждения вернулся обратно в мою жизнь. Он позвонил и, натурально, назначил встречу на кладбище Пер-Лашез.
Он оказался еще выше, еще худощавее и тоньше, чем каким я его помнил. Он вернулся в Париж. После столь долгих лет отсутствия я был очень польщен, что его первым шагом было возобновление нашего контакта.
У него хватило деликатности не начинать разговор сразу со смерти. Как и я, он возмужал. Не было уже вопроса, чтобы смеяться без причины. Не было уже игр в слова, каламбуры и глупые звуки.
Нынче он работал при Национальном центре научных исследований и имел титул профессора. Тем не менее он начал почему-то вспоминать своих подруг. Женщины всего лишь мельком задерживались в его жизни, потому что не понимали Рауля. Они находили его слишком… нездоровым. Он ругался:
– Ну почему самые красивые всегда самые тупые?
– Отчего бы тебе не начать снимать уродливеньких? – ответил я.
В свое время при таких разговорах мы смеялись, как ненормальные, но детство уже прошло. Он довольствовался слабой улыбкой.
– Ну, а тебе, Мишель, сильно везет?
– Да не то что бы.
Он треснул меня по спине.
– Слишком застенчивый, а?
– Слишком романтичный, пожалуй. Я иногда мечтаю, что где-то есть очаровательная принцесса и что она ждет меня. Меня и никого другого.
– Веришь в спящую красавицу? Но если тебе повезет с какой-нибудь девчонкой, это будет все равно, как заранее обмануть свою принцессу.
– Именно. Это же самое я и чувствую всякий раз.
Паукообразные ладони Рауля трепетали вокруг меня, словно окружая своим защитным присутствием. Как мог я столь долго жить вдали от него и его сумасшествия?
– Э-эх…, – вздохнул он. – Наивный ты романтик, Мишель. Этот мир слишком груб для мечтателей вроде тебя. Тебе надо вооружиться для борьбы.
С ностальгическим чувством вспомнили мы про нашу стычку с сатанистами. Потом он рассказал мне про свои исследования. Выяснилось, что Рауль в настоящий момент работал над вопросом гибернации сурков. Как и многие другие животные, сурки способны жить – после 90%-ного замедления частоты сердечных сокращений – в течение трех месяцев не дыша, без еды, не двигаясь и не спя. Рауль еще глубже проник в этот феномен. Вслед за сном он хотел прикоснуться к границе смерти. Чтобы вызвать еще более глубокий искусственный анабиоз у сурков, достаточно было погрузить их в ванну, охлажденную до 0°°С. Внутренняя температура падала очень быстро, частота сердечных сокращений снижалась до точки полной остановки, но животные тем не менее не умирали. Их можно было оживить через полчаса путем простого растирания.
Я подозревал, что мой друг под гибернацией подразумевает то, что мы, медики, называем «кома». И все же его эксперименты увенчались успехом, а на международных конференциях кое-кто дал ему прозвище «будильник мороженных сурков».
Не откладывая дела в долгий ящик, я спросил, не нашел ли он какие-то еще древние тексты про тот свет. Он тут же оживился. Он и надеяться не смел, что я так скоро перейду к теме его пристрастий.
– Греки! – жадно воскликнул он. – Древние греки верили, что вселенная круглая и концентричная. Каждый мир содержит в себе мир поменьше, потом еще меньше, потом еще, словно круги на стрелковых мишенях. В самом центре находится греческий мир, где живут люди.
Рауля понесло.
– Там, в самой середине, греки. Это первый мир. Его окружает мир варваров, это второй по счету, а его, в свою очередь, объемлет третий мир, мир чудовищ, включающий в себя, среди всего прочего, жутких тварей терры бореалис.
Я подсчитал:
– Люди, варвары, чудовища – всего три слоя, так?
– Нет, не так, – с живостью поправил он, – намного больше. За миром чудовищ идет море. Там расположен остров Вечного Счастья, рай, где проживают бессмертные. Есть там и остров Снов, который пересекает река, где течет не что иное, как ночь. Она вся покрыта цветами лотоса. В центре острова стоит город с четырьмя воротами. Двое ворот позволяют проникать кошмарам, двое других распахиваются для приятных сновидений. Гипнос, бог сна, управляет всеми четырьмя.
– Ну да!
– За морем, – продолжал Рауль, – есть еще одна земля. Это побережье континента мертвых. Деревья там родят только сухие плоды. Именно на эту землю, словно на мель, выбрасывает все суда и именно там все завершается.
Стояла тишина, украшаемая попеременно мыслями то о рае, то об аде. Рауль разбил наваждение расспросами о моей профессии анестезиолога-реаниматора. Он хотел знать, какими препаратами я пользуюсь для своих пациентов, считая, что они также могли бы ему помочь в экспериментах с сурками.
29 – МНЕНИЕ ДОКТОРА ПИНСОНА
А. Виды комы
Согласно моему другу, доктору Мишелю Пинсону, в настоящее время признано существование трех видов комы: