Танатос

– Ох-хо-хо! – рассмеялся Алтухов. Он помолчал немного, а потом ответил: – Не знаю. Ничего в голову не лезет. Может, потому что выбирать не из чего. – Алтухов на ощупь нашел бутылку и кружку, налил себе и выпил. – Мне кажется, мы ничего не знаем об этой жизни. Она ведь совсем не такая, какой мы ее себе представляем.

Мир не такой. Мы его себе придумали. Я вот, убей не пойму, зачем мы здесь с тобой лежим на грязном диване в темноте и говорим.

Зачем? Темнота, диван, грязь – это все внешнее. А ведь есть же что-то еще. То, что мы с тобой оба как бы несчастные – это глупость, тоже внешнее, это ничего не объясняет. Есть какая-то сила, которой мы слепо подчиняемся. Слепо – вот что плохо. А я знать хочу, что это за сила. "ы вот зачем сюда пришла сегодня?

Ты, чистюля, пришла в этот хлев, зачем? Можешь ты мне это объяснить?

– Не знаю, – прошептала Нина. – Мне было скучно дома.

– Скучно?! – почти закричал Алтухов. – Когда бывает скучно, идут в кино, в театр, в зоопарк. А ты-то пришла в нежилую квартиру.

На мусор посмотреть?

– А ты знаешь, зачем я пришла? – серьезно спросила Нина.

Алтухов чуть было снова не назвал ее дурой, но вовремя сдержался и лишь застонал.

– Ладно, хватит болтать, – успокоившись, сказал он. – Спи.

Нина затихла, и вскоре Алтухов услышал ее мерное дыхание.

Алтухов уснул не сразу. Ему вспомнилась еще одна игра с зазеркальным миром. Когда-то в детстве, оставаясь в квартире один, он брал в руки зеркало, так, чтобы в нем отражался потолок, и медленно бродил с ним по квартире. На пути у него часто возникали ложные преграды. В комнатах – отразившиеся в зеркале люстры, в прихожей и коридорах – антресоли, а при переходах из комнаты в комнату или кухню – высоченные притолоки.

Алтухов прекрасно помнил, как страшно ему было перелезать через них, как подойдя к краю антресоли, он вдруг обнаруживал "под собой" глубокий провал и останавливался, боясь упасть в этот несуществующий колодец. Эта игра ужасно нравилась ему – страшно h одновременно безопасно. Его забавлял этот обман – видимые в зеркале преграды воспринимались им как настоящие, и однажды, гуляя в парковом овраге, он впервые подумал: а не есть ли преграды и ямы земные всего лишь отражением преград и ям небесных?

Лежа с закрытыми глазами, Алтухов подумал, что жизнь так и не дала ему ответа на этот вопрос. Квартиры, в которой он вырос, давно уже не было, как не существовало и тех зеркал. А сам он потерял всякий интерес к каким бы то ни было играм – детским или взрослым. "В этом я, наверное, похож на человечество, – засыпая, размышлял Алтухов. – Оно сейчас примерно в моем возрасте, так же, как и я, со временем сопьется и умрет небритым от цирроза печени или покончит с собой, что, конечно, вероятнее всего".

4

Проснулся Алтухов глубокой ночью от жажды и головной боли. С улицы не доносилось ни звука, рядом тихо посапывала Нина, и даже через пальто локтем он ощущал тепло ее тела.

Где-то недалеко от дивана изредка поскрипывали половицы. Это было похоже на крадущиеся шаги, и Алтухов долго прислушивался к этим звукам. Он еще надеялся уснуть, но сон как назло не шел, и бессмысленное лежание начинало раздражать его.

Промаявшись так с полчаса, Алтухов встал с дивана и подошел к окну. Белесая зимняя улица была совершенно безлюдной, и он почувствовал какой-то мистический страх перед этой пустынностью.

Там, за окном происходило нечто странное, невидимое глазу. ’Холодная фиолетовая улица жила своей медленной и непонятной для человека жизнью. При абсолютном безветрии воздух казался застывшим и кристально прозрачным, и все же Алтухов ощущал какоето движение пространства. На мгновение ему показалось, что Земля лишилась своей воздушной оболочки, и космос объял ее со всех сторон. Он даже увидел струящийся сверху эфир и почувствовал движение Земли в этом загадочном нематериальном бульоне.

"Кто бы мне сказал несколько лет назад, что я буду вот так сходить с ума в заброшенной квартире", – подумал Алтухов. Он вспомнил, как однажды шел мимо грязного допотопного заводика и под некрашеным уродливым забором, в полукольце случайных прохожих увидел лежащего в луже человека. Тот был уже мертв, но даже мертвый он был преисполнен достоинства и самодержавной чопорности. Кем был этот человек, как попал сюда – никто из "зрителей" не знал, но Алтухову тогда подумалось, что несчастный вряд ли предполагал умереть под забором в жирной вонючей луже. И может быть, даже в своей жизни он не раз называл бродяг или пьяниц – подзаборниками, пророчествовал, обещая им смерть именно ту, которую нашел сам.

"Господи, – подумал Алтухов, – да ведь не подл человек, а слеп, как крот, несчастен и чист, как инфузория, перед самим собой".

Нина пошевелилась на диване, и Алтухов снова вспомнил о ее существовании.