Танец души:Стихотворения и поэмы

Я отрок, школьник и поэт,
Я декадент и эрудит,
Свинцовый привкус прошлых лет
Младые губы холодит.

В советской школе тех времен

Цвели свобода и сумбур.
В одну из краснощеких дур
Я, отрок, был тогда влюблен.

Как датский принц, я мрачен был.

Она была вельми курноса.
Ломился в вечность первый пыл,
Носился сердцем без износа.

О, Ксения, я умерщвлен:

Тебя целуют инженеры…
О, козлогласие племен
В отсутствие царя и веры!

О, Ксения, я горько сплю.

Тебя употребляют мрази…
О, вы, покорные рублю
Исчадья здешних безобразий.

А ты, от отроческих лет

Мой нежный друг, мой тихий Саша?
Тебе ли нашей муки чаша?
Не может быть, не верю, нет.

Ужели в ДОПРе ты сидишь,

Питая вшей и греясь чаем,
И изучаешь горний шиш,
Который все мы изучаем?

А помнишь, милый, помнишь те

Академические бреды?
О суете и красоте
Многоглагольные беседы?

Царит ли снег, течет ли грязь,

Блестят ли под дождем каменья, –
Поплевывая и виясь,
Спешит белесое виденье.

Он входит, он вошел… и вот

Учтивости немая сцена:
Вдруг поникает на живот
Чело поэта и джентльмена.

Люблю тебя, люблю в тебе

Сомученика и собрата,
Противоставшего судьбе
Мечтателя и элеата…

Я помню младость. Помню: младость

Пьянила… Пушкина прочтя,
Промолвило: «Какая гадость»
Сумасходящее дитя.

И мукой сладостных укусов

Пытал неясное мое
Младенческое бытие
В те времена Валерий Брюсов.

(О далекое утро на вспененном взморье,

Странно-алые краски стыдливой зари.
И весенние звуки в серебряном сердце,
И твой сказочно-ласковый образ, Мари.
В. Брюсов)

И вот, за первою любовью

Я первой страстью согрешил…
Я помню грацию коровью
И простодушный скотский пыл.

Моей возлюбленной… Впервые –

А было мне пятнадцать лет –
Я дюжую объемля выю,
Подумал: Беатриче нет

И быть не может. И отлично:

Нет Бога в мире, аз есмь зверь.
Всё радостно и неприлично
И всё дозволено теперь.

В те годы появилась водка,

Икра, говядина и нэп…
До времени поникла плетка,
Был мир противен и нелеп,

Как паралитик исцеленный,

С трудом учащийся ходьбе.
А опыт зверский, злобный, сонный
Я до сих пор сберег в себе.

Глядело солнце в школьный класс.

Цвела советская Минерва.
И тяжко допекали нас
Соцэк-болван и немка-стерва.

На снег, на лужи, на навоз

Вдруг упадали стаи галок,
Вдруг замечалось: пара кос,
Тетрадки и пучок фиалок.

Банально это. Вскую тя

Аз созерцаю, мире, мире?
Живу едя, грустя, шутя
В такой нешуточной квартире…

Конечно, я окончил школу

И, лица женщин возлюбя,
Их пошлости и произволу
Лирически вручил себя…

Зимою акварельный иней

Сиял на бледных небесах…
Не надо пьянствовать с богиней
О, людие, цените прах!

Я пил, влюблялся, голодал.

Всё было глупо, нежно, мило.
Лиясь в какой-нибудь бокал,
Вино алело и пьянило.

И жизнь мечтательно текла

В холодном пафосе развала
И мне для нежности совала
Несовершенные тела.

Но я не сразу, я не вдруг

Взглянул на всё глазами скуки
И смерти еле слышный звук
Услышал в каждом здешнем звуке.

Внезапен только перевал

Через хребет алчбы и торга,
Внезапен только крик восторга,
Которым я судьбу воззвал:

Пусть мне приснятся сны дневные,

Чтоб песни нежить и нести,
Пусть песни нежные и хищные
Слетят на подоконник вечности.