Танец кружевных балерин

– Да, конечно, он мне рассказал, – ответила Шувалова.

Теперь это знала и Александра. Знала и в своих мыслях то и дело возвращалась в тот жуткий день тридцать лет назад, когда на их глазах уходила из жизни Надежда Андреевна Строгалева. В ее бессвязном бормотании по-немецки они, все трое, тогда не увидели никакого смысла, решив, что умирающая просто бредила. Теперь же Александра была склонна полагать, что в словах «Eine Notiz», «Statuette», «Taste»… Записка, статуэтка, пуговица…смысл все-таки был. Да еще какой. И что с этим делать, нужно хорошенько подумать.

За несколько месяцев ничего так и не придумалось. По крайней мере, приехав к родителям на пару дней в новогодние каникулы, Александра ничего предпринимать не стала. В какой-то момент возникла мысль сходить к Лидии Андреевне, чтобы рассказать о живущей в Питере племяннице, но это слабое движение души тут же было задушено на корню. В конце концов, Шувалова ни о чем ее не просила, а лезть в чужую жизнь Александра Белокопытова всегда считала неправильным.

Она рассказала обо всем бывшему мужу, но и тот был согласен с тем, что решение, объявляться или нет, Анна Валентиновна должна принять самостоятельно. Сейчас, в конце февраля, Саша снова приехала в родной город, потому что ее тянуло сюда как магнитом. В этот раз она твердо решила наведаться в квартиру, в которой в детстве провела немало часов. Ну, интересно же, ей-богу.

Лидия Андреевна встретила ее с удивлением, но довольно радушно.

– То есть вы Саша Шапкина? Простите, деточка, ни за что бы вас не узнала.

– Мы виделись всего два или три раза, когда вы приезжали в отпуск. А потом на сороковом дне у Надежды Андреевны. Да и то я оставалась совсем недолго, у меня ребенок был совсем маленький, я кормила грудью по часам, поэтому на кладбище смогла приехать, а сюда, на поминальный обед, уже нет.

– Да-да, конечно. Помню. Надюша много о вас рассказывала. В основном в письмах, конечно. Она вообще вас троих очень любила. Три Саши. Три С. В ее альбоме до сих пор хранится ваша фотография. Да вы проходите, раздевайтесь. Будем чай пить.

Саша переступила через порог, сняла свою шубку, приладила на вешалку, наклонилась, чтобы стащить сапожки. Надо же, тридцать лет прошло, а здесь практически ничего не изменилось. И Лидия Андреевна с годами стала очень похожа на старшую сестру. Только ростом поменьше и более хрупкая. А черты лица те же. И глаза. Анна Валентиновна на мать и тетку не походила нисколько, видимо, пошла в отца. Надо будет попросить фотографию Надежды Андреевны, чтобы отдать своей пациентке.

Следом за старушкой она прошла в кухню, которая, в отличие от прихожей, выглядела совсем иначе. Здесь сделали современный ремонт, поменяли всю мебель и бытовую технику. Отчего-то Саше это было неприятно, словно она снова прощалась с давно минувшим детством.

– Сейчас будем пить чай и есть шарлотку со сливами. Я как раз испекла. Как чувствовала. Хотя гостей не ждала. Старость, ко всем остальным ее особенностям, весьма богата на одиночество. Родителей и Нади много лет нет, муж тоже давно умер, детей бог не дал.

– И что же, к вам совсем никто не ходит?

– Племянница мужа и ее дочка. Ирма и Мариночка. Только одна работает, а у второй третий малышок родился. Хлопот слишком много, не до гостей. Правда, вчера забегали вдвоем с подружкой. И малышку принесли. Такая хорошенькая. Но горластая. Я, признаться, никогда не любила младенцев.

Разговаривая, она наливала воду в чайник, доставала банки с заваркой. Красивые, расписные. В ее детстве их не было. Надежда Андреевна хранила чай в стеклянных банках с притертыми крышками, тоже заграничных, разумеется.

– Нет-нет, не садись, девочка. Чай пойдем пить в гостиную. Это же ее предназначение – принимать гостей.

– Не беспокойтесь. Мне и здесь хорошо. Надежда Андреевна нас всегда поила чаем на кухне.

– Надя всегда была чужда условностей, а для меня они всю жизнь имели большое значение. Помните, как у Булгакова? «Обедать нужно в столовой, а оперировать в операционной»… Сейчас я все приготовлю, мы пойдем в гостиную, будем там пить чай и разговаривать. Вы какой предпочитаете? Черный? Зеленый? У меня изумительный черный азербайджанский чай, но есть и английский, если хотите.

Александра заверила, что ей абсолютно все равно.

– Или вот, у меня еще есть высушенный шиповник. Я его каждый вечер завариваю на ночь, но если вы захотите, то готова угостить. Это очень полезно и вкусно.

Она сняла с полки и зачем-то потрясла жестяную банку, тоже очень красивую, с нарисованными листьями, прожилки в которых были выполнены из скрученной проволоки. Александра аж залюбовалась.

– Нет, я не хочу шиповника, спасибо, – заверила она. – Давайте я помогу.

На серебряном подносе чашки с чаем, заварочный чайник, розетки с вареньем и тарелка с бутербродами, против которых Саша тоже протестовала, но напрасно, были доставлены в гостиную. Вот там совершенно ничего не изменилось с того момента, как Александра была здесь в последний раз.