– Какая детективная история, почти шпионская. – Белокопытова улыбалась, но глаза у нее были какие-то тревожные. – Если честно, меня этот аспект происходящего взволновал не так уж и сильно. То, что Лидия Андреевна до самой своей смерти не знала о том, что у нее есть племянница, кажется мне гораздо более важным. И весьма печальным. Она была очень замкнутым человеком, после смерти мужа осталась совсем одна, и я все думаю, как бы она радовалась, если бы Анна согласилась с ней познакомиться. Да и в том, что они бы вдвоем съездили на могилу Надежды Андреевны, тоже заключалась бы высшая справедливость. Она была хорошим человеком и очень несчастным. Надломленным жестоким отцом и судьбой. А пуговица… Мы обсуждали с ребятами… Я имею в виду своих школьных друзей…
– Три С, – улыбнулась Снежана.
В глазах собеседницы опять мелькнуло и пропало какое-то странное выражение. То ли горькое, то ли злое.
– Да. Три С. Один из которых стал моим мужем, а второй без боя меня уступил, чтобы пропасть на тридцать лет. Впрочем, это не важно. Дело в том, что Надежда Андреевна умерла на наших глазах. Мы трое были у ее постели в тот день. И перед самой смертью она сказала по-немецки три слова: записка, статуэтка и пуговица. Мы тогда никак не могли понять, что это означает. И только после того, как Анна Валентиновна рассказала мне историю, услышанную от ее родного отца, часть головоломки встала на место. Правда, так и непонятно, что означало слово «записка».
– Когда Надежда Андреевна уезжала в Ленинград рожать, она встретилась с Клеменсом.
– Да, я знаю. Именно тогда он раскрыл ей тайну статуэтки.
– Да, но он передал ей записку, в которой объяснил, где именно спрятал кружевную танцовщицу.
– Вот как? – Теперь Белокопытова смотрела очень внимательно. – Про записку Анна не в курсе. А раз так, значит, и Вернер тоже. Могу я узнать, откуда о ней знаете вы?
– Совершенно случайно, – вздохнула Снежана. – Дело в том, что в тот день, когда я разговаривала с Лидией Андреевной накануне ее смерти, она подарила мне одну из трех танцовщиц, что стояли у нее в гостиной на пианино. Когда я через мою тетю узнала остальную часть истории от господина Фалька и услышала, что пуговица с изумрудами была спрятана внутри фарфоровой фигурки, я машинально перевернула ту, что теперь есть у меня. Отверстие в ее основании оказалось замазанным, и внутри я нашла ту самую записку.
– С ума сойти! – воскликнула собеседница. – И что же, там было описано точное место, где Клеменс Фальк вделал в стену свое сокровище?
– Да. И теперь, как я понимаю, возникает интересная юридическая коллизия, кому именно принадлежит очень ценная вещь. Изначальным ее владельцем был лейпцигский торговец мехами Марк Шварцман, и его потомок Пауль Майер явно претендует на то, чтобы владеть раритетным сокровищем. Шварцман подарил ее Фридриху Фальку, и Вернер его прямой наследник. Клеменс оставил ее Надежде и их будущему ребенку. Значит, эта ваша знакомая Анна тоже может претендовать на спрятанный клад. Потеряв дочь, Строгалева не стала доставать пуговицу, видимо решив, что не имеет на нее права. Но Лидия Андреевна была ее единственной наследницей, а после ее смерти все имущество отписано племяннице ее мужа Ирме Константиновне. Та уже собирается вселить в квартиру свою дочь, не дожидаясь положенного для вступления в права наследования полугода, так что вряд ли удастся взломать стену в квартире, не поставив их в известность.
Белокопытова вдруг рассмеялась.
– Да, вы совершенно правы. Для того чтобы посмотреть, как будет вести себя этот террариум единомышленников, нужно запастись попкорном. Тем более что есть еще один человек, который может предъявить на пуговицу свои права. Это мой одноклассник и друг Саша Баранов. Именно ему перед смертью Надежда Андреевна пыталась объяснить, где и что надо искать. Она явно хотела оставить сокровище Сашке, просто не успела. И если мы с Белокопытовым выступим свидетелями, то Сашка может принять участие в дележе. Пожалуй, надо ему об этом рассказать.
– А вы общаетесь?
Снежана обрадовалась, что наконец-то может сделать следующий ход. Идущий по кругу разговор, в котором обсуждалось то, что она уже и так знает, ее утомил.
– Да, встретились случайно несколько дней назад. Вы знаете, это было лучшее, что произошло со мной за всю жизнь. Такое чувство, что мы словно и не расставались, хотя не виделись тридцать лет.
Так, совсем горячо.
– А Александр Баранов что, в Вологде?
– Да. Приехал в январе на похороны матери. У них были сложные отношения. Когда-то она выставила его из дома, и Сашка совсем бы пропал, если бы не Надежда Андреевна. Она его приютила, дала образование, поддерживала в нем стремление стать моряком. И вот он, выйдя на пенсию, вернулся. И я встретила его в парке. Он стоял и смотрел на окна строгалевской квартиры. И эта встреча перевернула всю мою жизнь.