Танец масок (СИ)

- Нет! – Фрида и сама не понимала, почему её так воротит от одной мысли отказаться от ещё даже не рождённого дитя. Ведь это был бы выход: родись фейри, его место среди таких, как он. На «той стороне». – Нет. Никогда.

Грэгори вздохнул.

- Что ж… Тогда, - он пристально посмотрел на Фриду, - я бы влюбил в себя этого волшебника. Фрида, ты красива, и если он уже к тебе привязан… Ты удивишься, какую выгоду можно из этого извлечь.

- Ты уже пробовал? – вырвалось у Фриды, и она тут же поправилась: – Глупости, Грэг, ни один мужчина не станет слепо следовать даже за очень красивой женщиной, это же всё преувеличения, сказки…

Грэгори улыбнулся, и Фрида вздрогнула: таким жестоким стала его лицо с этой горькой улыбкой.

- Есть одна баллада, Фрида, которую я никогда не пою. О красивом мальчике, которого похищает рыцарь и держит в своём замке до совершеннолетия. После – мальчик сбегает, всадив в грудь своего тюремщика его же меч. Знаешь, почему я никогда её не пою?

Фрида смотрела на него и не могла вымолвить ни слова. Только чувствовала, как дрожат её руки, и как бегут по спине мурашки.

- Потому что эта жестокая баллада напоминает мне детство, - уже тише закончил Грэгори. – Конечно, теперь похищать никого не имеет смысла – зачем, если можно цивилизованно купить? Высокие лорды не любят марать руки. И мечей у них уже нет, поэтому мне пришлось спасаться иначе. Он полюбил меня… Так сильно, как только я мог его заставить. Он запер меня в высокой башне посреди моря, как птицу, а я всё надеялся улететь… Я играл ему… - Грэгори запнулся, судорожно вдохнул и покачал головой. – Прости. Тебе не нужны эти подробности, Фрида. Просто знай: он делал для меня всё, всё, но отказывался выпустить из этой проклятой башни. А когда я сбежал, он умер от тоски. Вот такая вот баллада.

Фрида моргнула. Она знала эту башню в море и знала лорда. Точнее, слышала, как наследники барона Вахи шептались о чём-то подобном. Дескать, отец обезумел… Он ведь умирал долго.

- Как ты сбежал? – вырвалось у Фриды. – Там же камни, как клыки, и воронки – ни одна лодка не пройдёт.

Грэгори усмехнулся.

- Селки. Я пел им, и они согласились увезти меня. Фрида, не спрашивай меня больше об этом, договорились? Просто запомни: любовь – страшная сила. И совсем необязательно любить в ответ. Ты поставишь этого мага на колени всего лишь женскими чарами. Поверь мне.

Фрида хмыкнула. Соблазнительницей она не была никогда.

- Императорского мага?

- Он тоже человек, - улыбнулся Грэгори. - И он же не Серый. Не потащит тебя в застенки Сенжерми, как только узнает, кто ты.

- Заберёт моего ребёнка, - выдохнула Фрида.

- Нет, если будет любить тебя всем сердцем.

«Это клетка, - подумала Фрида. – Этот брак станет для меня той башней посреди моря».

А вслух она сказала, пытаясь улыбнуться:

- Спасибо, Грэг. Правда… спасибо тебе.

Он улыбнулся.

- Любимица Лесного короля… Пусть духи леса защитят тебя. А теперь давай-ка приберемся здесь. Твой амулет, - он кивнул на серебряную ласточку, - скрывает нас от чужих глаз? Не хочу, чтобы обо мне пошли слухи как о твоём любовнике, миледи.

- Жестокий, - фыркнула Фрида. – Я же красива, ты сам сказал, а?.. Не волнуйся, не пойдут. К тому же, здесь, кроме нас, никого. И ты прав, прибраться надо…

В гостевую башню она вернулась даже до того, как мать с Эвелиной приехали после бала. Сонная Мира помогла снять платье, заплести косу, а потом, зевая, поднялась к себе, на верхний ярус башни. Видимо, сегодня ей уже не было страшно спать одной.

В окно стучали ветки ясеня, в камине тихонько тлели угли. Фрида выпила фейрийское успокаивающее – иначе было не заснуть – и потушила свечи.

Залезая под холодное (Мира, конечно, забыла про грелку) одеяло, Фрида повторяла про себя как заклинение: «Всё будет хорошо». Так долго, пока сама в него не поверила.

Она же всё равно не сдастся.

Никогда.

***

Проснулся Эш от тепла – горячего, почти обжигающего тепла. Такого никогда не давал огонь, даже если фейри лез в самое пламя. Тогда бывало тепло, но мало, так мало – Эш всем сердцем чувствовал, что хочет иного. А чего – никогда не понимал. Сейчас оно было, это тепло, настоящее, жаркое, греющее – и Эш, удовлетворённо вздохнув, попытался снова забыться. Но любопытство оказалось сильнее: хотелось спать, да, но ещё сильнее – понять, что же так хорошо согревает его сейчас?

Открыть глаза оказалось очень сложно – на это ушло целых пять вздохов (Эш считал, чтобы не заснуть). А когда всё-таки открыл, всё ещё долго плавал в странном тумане, в котором не было чёткости, и хорошо различались лишь яркие пятна, словно Эш повредил зрение. Но прошло ещё пять вздохов, и самое яркое пятно превратилось в огонь свечи, а самое расплывчатое – в лицо Дикона.

- Ты жив, - прошелестел Эш, и Ричард ещё ниже склонился над ним.

- Тише, господин, вам сейчас нельзя говорить. Прошу вас, успокойтесь.