Танец меча

- Ответ один. Жизнь имеет ценность только как путь к вечности. Как первый шаг, ступенька, которую кто-то проходит быстрее, а кто-то медленнее. Других объяснений у меня нет.

- Да идите вы со своими ступеньками! Багров спрыгнул с подоконника и выскочил в коридор. Меф ждал хлопка дверью, но его не было. Багров унесся в другую комнату, где лежала Ирка. Через секунду оттуда вылетели оруженосцы Ильги и Хаары - первый даже кувырком. Меф оценил если не технику, то настрой.

К Фулоне вновь вернулась ее деловитость.

- Сколько у нас времени? Когда она очнется? - спросила она у Гелаты.

- Дня через два. И лучше, если в себя она придет в квартире у своей бабушки. Так ей будет проще… - грустно ответила валькирия воскрешающего копья.

- А воспоминания?

- Воспоминания останутся, но в первые часы будут ослабленными. Как у человека, который вспоминает свой сон.

- Антигон, не забудешь уничтожить морок?… Ну который был вместо Ирки? - озабоченно спросила Бэтла.

Кикимор, который и поддерживал жизнь призрака, угрюмо кивнул. Как вечный оруженосец, он обязан был перейти к новой хозяйке, вот только…

Фулона взглянула на Иркино копье, щит и шлем. Они лежали на столе. К ним могла прикоснуться только она, валькирия золотого копья, да и ту они не то чтобы слушались, а скорее терпели. Копье дрожало и позванивало о щит. Звон становился все громче. Полчаса назад он был едва слышен. Фулона и Бэтла обменялись понимающими взглядами. Обе прекрасно знали, что это означает.

- Будь ты неладно… Скоро оно найдет себе хозяйку само, - пробормотал оруженосец Бэтлы.

- Как зовут ее бабушку? - спросил Меф. Фулона вопросительно посмотрела на Бэтлу.

- Анна… э-э… как-то так! Ирка называет ее Бабаня. Живут они… Ну вот тут Северный бульвар, а здесь…

Был назван адрес. Адрес Мефа. Отличался только номер дома. Буслаев удивленно вскинул брови.

- Надо же! Как тесен мир! У меня там когда-то знакомая жила! - сказал он.

Глава 7. Личное счастье для толстого эди

В то время, как современный культурный Запад еще погрязал в тумане невежества, в чертогах царственной Византии русская женщина уже серьезно думала о человеческом здоровье, писала руководство по гигиене, передавала потомству свои наблюдения.

Х. М. Лопарев (о Евпраксии, внучке Владимира Мономаха)

Эдя Хаврон сидел на стуле и по кругу обгрызал карандаш. Карандаш был настолько измочален его мощными зубами, что посторонний человек к нему точно не прикоснулся бы. Да Эдя бы и не позволил. Он был злостный собственник.

В блокноте, который он держал в руках, имелся список имен и фамилий. За плечами у брата стояла Зозо и крутила у виска пальцем.

- Кончай заниматься ерундой! Эдуард, ты что, всерьез?

Эдя швырнул карандаш в стену.

- Я не могу больше ждать! Или этой осенью я женюсь, или будет слишком поздно. Все хорошее рано или поздно заканчивается. Я в том числе!

- Так зачем же горячку пороть?… К чему такая спешка?

- Нет уж! Наигрались! Хочу регистрироваться! Для меня степень порядочности девушки - нужно жениться или не нужно, - заупрямился Хаврон.

- А свободная любовь? - спросила романтично настроенная Зозо.

- Свобода и любовь - это как огурец с молоком. То есть берутся две неплохих по отдельности вещи, а получается из них явная ерунда… Все! Точка!

Зозо сдалась. Эдя был упрям, как ее сын. Недаром они приходились друг другу родственниками.

- Ну хорошо! Женись! Но без списка! - уступила она.

Эдя самодовольно хрюкнул и уставился в блокнот.

- Со списком нагляднее! Итак, что мы имеем? Двенадцать кандидаток! Девять с высшим образованием, четыре хороших человека, пять - материально обеспечены, две материально зажрались, одна - кандидат в мастера по гребле, три любят животных, у четырех я даже был в гостях и познакомился с мамами…

- А сколько знают, что удостоены чести? - не удержалась Зозо.

Эдя ответил великолепным пожатием плеч. Ему важно было досчитать.

- Восемь ни разу не были замужем, две хорошо готовят, одна готовит с удовольствием, четверо хорошо поют, одна любит походы, две играют на гитаре, пять могут без ошибки написать слово «импрессионизм»…

Стремительным движением Зозо выхватила у брата блокнот.

- А ты хоть кому-то нравишься?

- Отдай, женщина, писчебумажную принадлежность! - потребовал Хаврон. - Для чувств заведена отдельная страница! Трем я нравлюсь почти наверняка: они мне регулярно улыбаются. С четырьмя я ходил в театр, с двумя мы ели русские бублики с маком. Одна сказала: «Эдя! Я тебя обожаю!», когда в кухне я плеснул на нее кипятком. В такие минуты люди всегда открывают, что у них на сердце.

Зозо откинула со лба волосы. Она не понимала, как у нее, такой мудрой, мог образоваться такой безалаберный братец.