Танец меча

— Ну хорошо… Видел, я яблоко ел? А огрызок в кувшин сунул, — небрежно сказал Багров.

Прасковья долго уже, не отрываясь, смотрела на Матвея. Приглядывалась к нему без смущения, как приглядываются к чему-то новому, вызывающему любопытство.

Подчиняясь шепоту Ромасюсика, Зигя вразва­лочку подошел к Матвею и, неожиданно схватив его сзади двумя руками, поднял. Матвей оказался в двух метрах от пола.

— А ну отпустил меня! — рявкнул Багров.

— Дядя, не киси, позялуста! Мне мама велела! — робко попросил Зигя.

— Не пугай его, а то уронит! — хихикая, преду­предил Ромасюсик.

Зигя пронес Матвея через всю комнату и поста­вил рядом с Прасковьей. Впервые Багров видел вос­питанницу Лигула так близко. Худая, как мальчик. Бледное лицо, широкие скулы, пунцовый росчерк обветренных губ. Несимметричные, неправильные глаза смотрели не на лицо Матвея, а на его грудь.

— Чэо эо? — произнесла Прасковья с усилием.

— А? — непонимающе переспросил Багров.

— Госпожа начальница желает знать: что нахо­дится у тебя в груди, человек? Отвечай, или будет плохо! — тоном прислуживающегося полицая пере­вел Ромасюсик.

— По-моему, ее вопрос был короче, — заметил Багров.

— Не сметь перечить госпоже начальнице! — взвизгнул шоколадный юноша и вдруг застыл сол­датиком, вытянув руки по швам.

— Не обращай на Ромасюсика внимания! Его мозг остался в Тартаре! — сказал Ромасюсик, тара­щась на Матвея засахарившимися глазами. — Что у тебя вместо сердца и почему я не могу на это смо­треть? Оно такое яркое, что обжигает глаза!

Прасковья протянула руку. Худые пальцы с обку­санными ногтями коснулись груди Матвея напро­тив сердца. Продолжалось это несколько секунд, не больше, потом Прасковья отдернула руку и испуган­но посмотрела на свои пальцы.

— Как горячо! Как ты с этим ходишь: оно же тебя сожжет? — удивленно спросила она.

* * *

Вечером Дафна полетела навестить Эссиорха. Мало-помалу уверенность в собственных силах воз­вращалась к ней. По дороге она осмелела настолько, что сделала в воздухе рискованный трюк — резко переведя крылья в вертикаль, пронеслась между двух рядом стоящих домов. По лестнице подниматься не стала, а, спрыгнув на балкон, толкнула деревянную дверь, попутно заметив вырезанную на ней руну пленения. Пока руна здесь, ни одно создание мрака не покинет дома и не приблизится к руне.

Вконец замученный, Эссиорх сидел в кресле и мрачно наблюдал, как Варвара, угнездившись на коленях у Корнелия, безостановочно тарахтит и называет его «мюй птюнчик». Корнелий же, хотя и красный, как рак, Варвару почему-то не гонит.

Увидев Дафну, Варвара сорвалась с колен у Кор­нелия и кинулась к ней, радостно заламывая руки.

— О, нюня моя! А где Мефочка? Как же я люблю этого плюмпампунчика! — закричала она.

— Это ты, Хнык? — спросила Дафна.

— Ню-ню! Это ты Хнык! А я Хныкус Визглярий Истерикус Третий! Прошу прописать это себе на го­ловном мозге! — возмутилась фальшивая Варвара и затопала ногами.

Эссиорх толчком встал с кресла, белый от гне­ва, подошел к Варваре, взял ее за ухо и пальцем молча показал на шкаф. Хныкус Визглярий Исте­рикус Третий прекрасно чувствовал, когда нужно удалиться. Он юркнул в шкаф и закрыл за собой дверцу.

— Мальчики, ко мне не заходить! Я иду переоде­ваться! — пропищал он из шкафа.

— Я, конечно, догадывался, что в этих мерзавцах много заразы, но не думал, что ее СТОЛЬКО и что мы ей так сильно поддаемся, — хмуро сказал Даф­не Эссиорх. — У меня ощущение, что если в ком­нате запереть трех нормальных стражей и одного суккуба, через неделю там будут четыре суккуба! И самое досадное, прибить нельзя: тогда ножны не найдем!

— Мальчики! Не разговаривайте громко! Я никак не могу решить, какие брючки надеть! — пожалова­лись из шкафа.

Корнелий встал и, покачиваясь, как безумец, из­влек флейту.

— Я так больше не могу! Час за часом одно и то же! Знаю, что все ложь до последнего слова, а все равно покупаюсь, когда ее вижу! Я сейчас спалю этот шкаф, и будь что будет!

Дафна отобрала у него флейту.

— Давай я попробую! — Она подошла к шкафу и, наклонившись к щели, из которой пахло духами, спросила:

— Слышишь меня, Хнык?

— Аиньки! А зачем шептать: мы что, под липа­ми? — кокетливо откликнулся суккуб.

— Если слышишь, тогда отвечай: где сейчас Ауэвиаллао? — раздельно и четко произнесла Дафна.

Ответа не было. Тишина, а потом глубокий, с го­лосом, выдох, похожий на звук «га».

Немного выждав, Дафна пожала плечами и осто­рожно потянула ручку. В нос ей ударило невыноси­мое зловоние. Дверца отвалилась, покрытая плесе­нью. Казалось, шкаф тридцать лет простоял в болоте и пропитался влагой так, что ткни его пальцем — развалится.

Из тряпок на четвереньках выползло страшное, лысое, жуткое существо, в котором едва угадывался недавно такой самоуверенный суккуб.