Танец мотылька

Кровь льется из ее рта, тело дергается в конвульсиях. Несколько раз переворачивается, а затем затихает, уставившись в нашу сторону. Протягивая худую дрожащую руку, подзывает нас.

Марк натягивается струной, но я сжимаю его ладонь и киваю «можно».

— Сын, не позволь тьме завладеть миром. Она — черный суггестор. Ты ведь знаешь это.

— Кто бы говорил о тьме, — скрипит Вольный.

— Не сейчас, не завтра, но ты вспомнишь об этом. Когда-нибудь ты поймешь меня.

— Нет. Даже не надейся.

Почему мать пошла против детей? Зачем было убивать Вольных? Нам этого никогда не узнать. Хотела ли она владеть миром или пыталась предотвратить будущее? Мне трудно осуждать ее и думать о том, что она окажется права. Как поведет себя искра во мне я не знаю, а что такое черный суггестор — тем более. Мне страшно думать о том, что ждет нас впереди.

Ангелина протяжно кричит и, выгнувшись дугой, застывает с открытыми глазами. Тело оседает, каменея, и покрывается тонкой смолистой коркой.

Я терплю сильные тиски Марка. Шепчу ему, что уже все закончилось, и только после третьего сказанного мною «я люблю тебя» чувствую, как его пальцы расслабляются и отпускают мои плечи.

— Если бы не она, я бы тебя не встретил, но, если бы не она, нам не пришлось столько пережить.

— Марк, я ни о чем не жалею, — целую его припухшие губы. Соленый терпкий вкус остается на языке. — Боли я не боюсь: танцы закалили меня, а прощать не так уж и сложно.

— Если бы все умели, как ты, — шепчет Вольный и отвечает на поцелуй. Так страстно, что у меня в миг подкашиваются ноги.

Налетает легкий шум. Снег превращается в дождь. Одна капля. Другая. Ливень смывает с поля битвы кровь, очищает землю от человеческой глупости, оставляя нам в назидание только память. Память о том, как мы хрупки и потеряны в лабиринтах своих страстей. Как мы можем быть жестоки к своим близким, всего лишь находясь в заблуждении. Показывает нам, как дети перерастают своих родителей, как родители забывают о любви и нежности, как они идут на страшные решения из-за своей гордости и нелепых ошибок.

Вода ласкает землю, словно обновляет ее и дает нам шанс жить дальше с памятью о прошлом, чтобы будущее было чище. Чтобы наши дети жили в мире и согласии.

Дождь не смывает поступков, но он объединяет всех невидимыми нитями.

Маги сходятся в круг. Рэньюеры и Мнемоны стоят рядом, плечо к плечу. Они понимают, что эти события стали для всех ключевыми. Они объединили их.

Глава 41. Виток последний

Из толпы выживших к нам приближается человек. Я знаю его: силуэт, походка, внешность. Желтые выразительные глаза, посеребренные виски, мелкий ежик седых волос. Он весь в светлом. Курточка нараспашку, из-под нее выглядывает небрежный чуть растянутый свитер.

Меня подбрасывает от накатившей памяти. Она укладывается в стопочки, разрастается в стеллажи, полки, отсеки и разогревает виски. Марк что-то кричит на ухо, но я не могу разобрать. Хватаюсь за его плечо и съезжаю вниз, но крепкие руки не дают упасть.

Авреев Михаил.

Знать его имя, и помнить, как выглядит — мало, важно понимать, кто он. Я думала, что его уже нет в живых. Он говорил, что сам не сможет убить внестепенника. Обманул?

Мужчина протягивает руку и манит меня. Марк поджимает губы, Я улыбаюсь ему, говорю тихо «все хорошо», и жених нехотя отпускает.

Подхожу к Михаилу. Вода рассекает воздух и проникает под одежду, зализывает волосы и льется за шиворот. Свет вокруг незримо колышется, а когда я касаюсь руки суггестора мир, будто выдыхает и останавливается. Капли дождя замирают перед глазами.

— И что дальше? — спрашиваю.

Михаил смотрит на меня выжидающе. Я не понимаю, чего он хочет.

— Дальше будем жить и учиться, — спокойно отвечает он и всматривается в мои глаза.

— О чем вы?

— В тебе искра суггестии. Не совсем маг, но и выше всех магов.

Я смеюсь. Что за глупости?

— Ты думаешь все так просто? — мужчина прищуривается.

Поджимаю губы. Я не знаю, что думать. Просто не просто, но для меня все еще непонятно. Зачем оно мне? Да и я не люблю, когда меня обманывают, а, тем более, пользуются мной.

— Вы обманули. Вы могли сами это сделать.

— Не мог, к сожалению. Так нужно было, — Михаил ведет плечом и пристально глядит в мои глаза, не выпуская моей ладони из шершавых пальцев.

— Мне кажется, что вы заигрались, — начинаю злиться, да так, что стискиваю зубы до хруста.

Авреев сжимает руку, сдавливая сильней мои пальцы. Злость замещается спокойствием.

— Помни. У тебя нет стороны. Ты — золотая середина. Ты можешь влиять на всех магов, можешь принуждать и изменять их сознание. Но. Никогда не делай этого. Тебе придется бороться не только с внешним миром, но и с собой. Сила твоя не характерна для Мнемонов или Рэньюеров. Ты — Маттер. И многие захотят убрать тебя с дороги, думая, что во тьме есть только тьма и ни капли света.

— Я не хочу… Да и почему я? Марк сильнее и опытней. Он всех спас.

— Нет. Не он. Вольный только использовал клинок, который по сути ничего не значит, — маг улыбается. — Если бы ты не поверила в него несмотря ни на что — он бы не справился. Ты дала ему силу, а он просто воспользовался ею.