Танец на кладбище

– Доктор, прежде чем мы туда пойдем, я хотел бы кое-что выяснить, – сказал д’Агоста, стараясь не выдать своего волнения.

– К вашим услугам, – ответил Бекштейн, останавливаясь.

– Тело было найдено в Инвудском парке? Неподалеку от Вилля?

Бекштейн утвердительно кивнул:

– Его обнаружили два подростка.

– А вы уверены, что это труп Колина Феринга?

– Вполне. Его опознал портье, а он вполне надежный свидетель. Двое жильцов, хорошо его знавших, тоже подтвердили, что это он. На теле имеется характерная татуировка и родимое пятно. Для верности мы заказали генетическую экспертизу, но я голову на отсечение даю, что это Колин Феринг.

– А как же первый труп – самоубийца, который сиганул с моста? Как получилось, что доктор Хеффлер опознал в нем Феринга?

Бекштейн коротко хмыкнул:

– Похоже, доктор Хеффлер просто ошибся. При сложившихся обстоятельствах это вполне простительно, – торопливо заверил он д’Агосту. – Ведь труп опознала сестра, и это имело решающее значение. Я бы тоже так посчитал.

– Весьма интригует, – пробормотал Пендергаст.

– Что именно? – поинтересовался д’Агоста.

– Возникает вопрос: а чье же тело вскрывал доктор Хеффлер?

– Да-а.

– Ошибки при опознании случаются не так уж редко. Я неоднократно сталкивался с этим. Если учесть состояние родных, а также неизбежные изменения, которые происходят с телом после смерти – особенно если оно пролежало в воде или на солнце…

– Конечно, конечно, – поспешно согласился д’Агоста. – Если только улики не указывают на намеренный обман. И вдобавок доктор Хеффлер не удосужился убедиться, что это действительно сестра Феринга.

– Все мы совершаем ошибки, – неуверенно произнес Бекштейн.

– Я нахожу, что самонадеянность, на отсутствие которой доктор Хеффлер уж никак не может пожаловаться, отлично унаваживает почву, на которой произрастают ошибки, – нараспев произнес Пендергаст.

Пока д’Агоста размышлял над последней фразой, доктор Бекштейн жестом пригласил их в прозекторскую. Там на каталке, под ярким светом, лежало тело Феринга. Увидев, что оно закрыто белой пластиковой пленкой, д’Агоста с облегчением вздохнул.

– Я еще с ним не работал, – сообщил Бекштейн. – Мы ждали патологоанатома и препаратора. Прошу прощения за задержку.

– Ничего страшного, – поспешил успокоить его д’Агоста. – Мы и так вам благодарны за оперативность. Ведь труп привезли около полуночи?

– Да. Я успел его осмотреть и нашел кое-что любопытное, – сообщил Бекштейн, берясь за край пленки. – Можно начинать?

«Любопытное. Могу себе представить, что это за гадость», – подумал д’Агоста.

– Давайте…

– Ждем с нетерпением! – просиял Пендергаст.

Д’Агоста собрал волю в кулак, задышал ртом и прищурил глаза, чтобы картинка была не в фокусе. Его ожидало жуткое зрелище: почерневший раздутый труп, мясо отваливается от костей, что-то сочится и течет… Господи, как же он ненавидел этих покойников!

Бекштейн рывком откинул пленку.

– Вот, пожалуйста.

Д’Агоста заставил себя посмотреть. И был несказанно удивлен.

Перед ним лежал обыкновенный человек – опрятный, без единого пятнышка и такой свежий, словно он только что заснул. Лицо чисто выбрито, волосы расчесаны и намазаны гелем. О смерти говорило лишь отверстие от пули над правым ухом и несколько веточек и листьев, приставших к затылку.

Взглянув на Пендергаста, д’Агоста заметил, что тот озадачен не меньше его.

– Все, Пендергаст, накрылись ваши зомби и разгуливающие мертвецы, – с облегчением произнес он. – Я всегда говорил, что это маскарад, устроенный Виллем. А этого парня явно укокошил грабитель, когда он шлялся ночью.

Пендергаст ничего не ответил. Его серебристые глаза с интересом изучали труп.

Д’Агоста повернулся к Бекштейну:

– Вы определили время смерти?

– Анальный замер температуры показывает, что он умер за два с половиной часа до того, как тело обнаружили в Инвудском парке. Это случилось приблизительно в одиннадцать вечера, значит смерть наступила около половины девятого.

– Причина смерти?

– Скорее всего, огнестрельное ранение над правым ухом.

Д’Агоста скосил глаза на труп:

– Выходного отверстия нет. Похоже, это двадцать второй калибр.

– Согласен. Но точно сказать я смогу только после вскрытия. На основе осмотра можно сделать заключение, что стреляли сзади в упор. Никаких следов борьбы или насилия. Ни синяков, ни царапин, ни следов от веревок.

– Ну, что скажете, Пендергаст? – повернулся д’Агоста к спецагенту. – Никакого вуду и обеа, его просто застрелили, как это на каждом шагу происходит в Нью-Йорке. Доктор Бекштейн, его убили там, где нашли, или тело было перенесено?

– У меня нет никаких сведений, лейтенант. Его сразу же отвезли в больницу. Он был еще теплый, и никаких предположений пока не делалось.

– Да, конечно. Мы свяжемся со следственной бригадой, когда они все закончат. Теперь уже ясно, что все это мумбо-юмбо – дело рук сукиных сынов из Вилля, которые хотят нагнать на народ страху, – заявил д’Агоста, не скрывая своего торжества.

– Вы, кажется, говорили, что обнаружили кое-что любопытное? – промолвил Пендергаст, обращаясь к Бекштейну.

– Да. Первое вам уже знакомо.