Реми долго смотрит на меня задумчивым взглядом и неожиданно спрашивает:
— Скажи, Ди, а на кого я похож?..
34.2 Диана
Такой простой и ожидаемый вопрос… Тогда почему я теряюсь? Вглядываюсь в любимое лицо и пытаюсь найти подходящий ответ.
— Ты похож на своего отца, — произношу с рассеянной улыбкой, но тут же уточняю зачем-то: — На Демиана… характером… немного…
— А на маму? — Реми спрашивает с прищуром.
— Нет. Так бывает, милый. Ты можешь быть сильно похожим на каких-то дальних предков, о которых мы с тобой даже не знаем.
— Почему отец никогда не рассказывал о маме? Он не любил ее? Хотела бы я сама это знать… Но Демон унес этот ответ с собой…
— Твой папа никогда не был большим любителем потрепаться, тебе ли не знать…
— Но свою Эсмеральду он вспоминал частенько. Да весь его кабинет увешан ее портретами и фотографиями. Получается, что твою маму он любил больше, чем мою? — в голосе Реми слышится злой вызов.
О, господи, как же все запуталось! По умолчанию Эсмеральду действительно все считали моей матерью. Это было удобно, а наше невероятное сходство сыграло на пользу этой легенде. Правду знали очень немногие, а все парижское общество не сомневалось, что Эсмеральда умерла, подарив жизнь мне. Журналисты даже пытались обмусолить эту тему — якобы Демиан Шеро не простил дочери смерть любимой жены и подверг изгнанию.
— Мышонок, ну ты ведь знаешь, что твоего отца связывали с Эсмеральдой долгие годы. Об их невероятной любви помнят все, о таких чувствах слагают легенды и стихи. Но встретить подобную любовь возможно лишь раз в жизни и, к сожалению, не каждому так везет. Твой отец был достоин такой награды, и разве мы вправе его обвинять, что во второй раз он не сумел испытать такие же сильные чувства?
— Получается, он мне врал, говоря, что все его дети рождены в любви?
— Нет, конечно! — я почти это выкрикиваю с пылкой искренностью, но тут же понижаю тон: — Отец никогда тебя не обманывал — мы все желанные дети!
— Ну, конечно! — Реми невесело усмехнулся, — вы с Алексом рождены от любимой женщины, а я от какой-то… залетной бабенки, о которой даже вспоминать никто не хочет.
Болезненный спазм сжал мое горло и перехватил дыхание.
— Мышка, что с тобой? — Реми даже привстал с места и протянул ко мне руку. Я схватилась за нее, словно утопающий.
— Нет, Реми, нет, пожалуйста, никогда не говори так о своей маме. Она любит тебя больше всего на свете!..
— ЛюбиЛА, — исправил меня Реми.
— Любила, — с грустью соглашаюсь, но спасительная мысль прилетает очень вовремя: — Любит, Реми, любит всегда! Я ведь давно потеряла свою маму, но она мне снится, и я всегда чувствую ее любовь… Понимаешь?
— Да ты ее даже не знала, — скептически произносит Реми. — Да и не говоришь о ней никогда…
Всегда говорю, любимый, только ты не знаешь, что я рассказываю о своей, а не о твоей маме.
Зачем же мы так все запутали? Мы ведь должны были понимать, что Реми повзрослеет и, переосмыслив всю полученную информацию, обнаружит уйму пробелов и несостыковок. Как мог такой продуманный Демон упустить этот момент?
Я тут же усмехнулась собственным мыслям — да ничего он не упустил! Для него просто не имели значения подобные мелочи и, в отличие от меня, он легко мог уйти от любых вопросов, не заботясь о том, как он будет выглядеть. И с ним это отлично работало — у Реми нет к нему претензий. Со мной тоже обычно срабатывает, но только не в отношении любимых людей.
— Мышонок, я не говорю о ней, потому что я действительно не знала Эсмеральду. Она умерла сразу после моего рождения…
— Как и моя, — вставил Реми, многозначительно поиграв бровями. — Странно, да?
— Странно? — я смотрю в глаза своему сыну и словно не узнаю его. Еще никогда его взгляд не был таким надменным и жестким. — Я не знаю, милый… Но я могу поклясться, что твоя мама всегда любила тебя, и она поняла это еще до твоего рождения… Она молилась за твою жизнь.
— Ну, да — пока отец спасал мою жизнь, мамочка молилась! — ухмыльнулся Реми. — А я-то все думаю, отчего мне так подфартило в жизни?! Оказывается, все благодаря ее молитвам!..
— Тогда она больше ничего другого не могла… — меня словно вновь окунули с головой в тот ужас, когда мне оставалось лишь молиться, чтобы мой мальчик выжил.
К Богу ли я обращалась? Я не помню… В тот момент я могла взывать даже к дьяволу, лишь бы спасти моего малыша. Могла ли я сделать что-то еще? Наверное, не в том состоянии… Я не знаю… Но в чем Реми мог обвинять свою маму?.. Меня…
— Реми, твой отец был могущественным человеком, и врачи делали все возможное и невозможное, потому что боялись его… и потому что выполняли свой долг…
— Пока мамочка возносила Богу молитвы!.. — Реми уже откровенно потешался.
— Это так плохо? — я с трудом сдерживаю раздражение, никогда ранее не посещавшее меня в отношении сына.
— Откуда мне знать! Я лишь знаю, что отец всегда считал Бога главным шарлатаном, а всех, кто ему молится, — глупцами.
— Верить или нет, дорогой, каждый решает сам. Но мне кажется, тебе еще рано делать выбор, потому что сейчас он будет навязан чужим мнением…