Танец на крыльях

Если бы у меня спросили, хочу ли я изменить свою жизнь, то со стопроцентной уверенностью я скажу — нет! Сейчас я благодарен судьбе за все, что со мной произошло. Кто-то скажет, что я так и остался больным ублюдком, и с большой долей вероятности будет прав. Но не пройди я весь этот путь, кто знает…

Возможно, я стал бы еще большим моральным уродом. Гребли бы с отцом синхронно в организованном им русле. Впрочем, там можно было и вовсе не грести, а плыть по течению, как это всю жизнь делает мой братец. Как там говорила моя маленькая безбашенная Бланка?.. Собачий хрен? Скорее уж собачье дерьмо.

Прости мне мой цинизм, моя отважная малышка, но, похоже, даже тебе пришлось принести себя в жертву, чтобы я, наконец, почувствовал себя живым. Научился по- настоящему чувствовать боль и испытывать страх… Страх за другого человека. А еще научился дышать полной грудью, смеяться от души… Касаться нежной бархатистой кожи и отзываться на эти прикосновения каждой клеткой своего тела. Я научился ревновать до помутнения рассудка и прятать свою больную ревность за маской беззаботного придурка.

А еще я умею делать больно единственному родному и любимому человеку. Я научился любить ее так, что едва не сломал самое восхитительное существо, которое могло сотворить мироздание… Самую притягательную и желанную женщину… мою болезненно сладкую фантазию… мой кислород… и мой яд…

Один из мозгоправов, когда я обрисовал свою картину мира, рискнул посоветовать мне взглянуть на мир шире и свернуть на иную тропу. В тот день докторишке очень повезло, что я не свернул ему е*ло, а просто завернул этот сеанс, так же, как и все последующие. Мне не нужна тропа, по которой не шагает моя девочка. Я всю свою жизнь буду бежать, лететь, ползти, грести… Но только вслед за ней.

ОНА сама не оставила мне выбора, а видит бог — я пытался!.. Пытался спасти ее от себя. Грубо… но уж как мог. Но оказался слишком эгоистичен, а может, слишком слаб, чтобы продолжать отталкивать ту, к которой влечет, несет, тащит непреодолимой силой, словно в магнитную воронку затягивает.

Таращусь в иллюминатор на черное небо, усыпанное звездами. Никогда не мог найти там тезку Дианы… Придурок! Сам подарил и тут же потерял. Да я и медведей там никогда не видел — ни больших, ни маленьких. Диана смеется, а я если бы и обнаружил хоть одно созвездие, не признался бы — только пусть продолжает смеяться. Она говорит, что раз я художник — должен уметь находить прекрасное во всем… А я и нашел… Самое ошеломительно прекрасное!..

Нервно постукиваю по подлокотнику кресла. Жаль, что быстрее самолета транспорта нет — слишком долго длится мой полет. Надеюсь, моя противоречивая девочка поступит именно так, как и сказала мне. Вчера она позвонила и заверила, что ничего не станет говорить Реми. Не обманывала, пытаясь меня успокоить — действительно так решила. А я решил, что лететь надо срочно. Не знаю почему… Может, вспомнил, как Реми недавно сказал мне, что не хочет больше слышать о своей матери — слишком уж образ у нее тошнотворно благочестивый… Щенок зажравшийся!.. Но, как ни странно, я его понимаю. Мальчишка давно вырос из наивного малыша, и не удивительно, что количество лапши превысило допустимые пределы и стало щекотать нервную систему.

Идиот здесь, конечно, я! Попытался донести все со своей позиции, на что Диана фыркнула и ответила, что рассказывает о своей маме чистую правду, ничего не приукрашивая. Надо было сразу сказать ей, что у ее сына совсем другое мнение, но моя малышка была такая счастливая… Я не смог — отложил до удобного случая. Кретин! Менее удобный случай, чем сейчас, сложно придумать. Но моя команда, надеюсь, меня простит и поймет. И пару суток как-нибудь перекантуются. Сюда не опоздать бы…

Длинные гудки при моих попытках дозвониться Диане не добавляют мне спокойствия. Реми же сбрасывает третий вызов подряд — совсем оборзел малый. Еду прямиком в его гребаную школу, впрочем, мало на что надеясь. На территорию меня не пустят и что мальчишку позовут — надежды тоже никакой. И все же еду. Буду надеяться на свой авторитет в разговоре с пацаном.

Воспринимать Реми как сына я никогда не умел. Возможно, из-за небольшой разницы в возрасте. Но привязался к нему я неожиданно легко. Наверное, в этом было гораздо больше его заслуги, чем моей. Маленьким Реми был забавный, очень любопытный и доверчивый. Со временем я научился воспринимать его, как неотъемлемую часть Дианы, и сам же удивлялся, когда ловил себя на мыслях, что беспокоюсь о нем. Мне не было плевать, как пройдут его соревнования, как мальчишка сдаст очередной экзамен. Я, как придурок, радовался, когда Реми обращался ко мне за советами.