Танец на крыльях

— Какая учтивая речь, Жак, ты такой милый. А, между прочим, Доминик говорил, что я изящная, сильная и гибкая, как змея.

— Ага, он наверняка имел в виду глисту. А что — тоже змея, только жопная, — Жак громко заржал.

— Ты идиот! — я с силой запустила в него расческу, но мужчина успел увернуться.

— Вот и правильно, зачем тебе этот бесполезный агрегат, лысым-то расческа ни к чему.

— Жак, а тебе обязательно быть таким мудаком?

— Фу-у, крошка, юные мадемуазель так не выражаются. Пора бы уже мадам Жаме обратить пристальное внимание на твой похабный лексикон. Хотя… на мадемуазель ты все равно не тянешь, скорее уж на голодного беспризорного подростка.

На самом деле, меня не слишком задевают его слова, за ними не слышится неприязни или угрозы. Просто Жак расслабился от того, что ему теперь не нужно быть круглосуточно на чеку, и стал самим собой — язвительным, насмешливым и раздражительным. Короче, противным мужиком.

— Жак, дорогой, мне абсолютно ясны твои неглубокие мысли. А теперь сделай милость, исчезни отсюда.

— Ну, не дуйся, крошка, я просто пытаюсь тебя расшевелить, а то ты какая-то вялая и чересчур покладистая. Где темперамент, где твой огонь, Белль?

— Он вспыхнет там, где зашкалит твой борзометр. И позволь тебе напомнить, что я больше двух лет была ученицей Хенга и тебе придется сильно постараться, чтобы разжечь мой огонь. Но, если ты будешь слишком настойчив, то такой прибор как расческа тебе тоже долго не понадобится.

— Мне уже стоит начинать бояться, крошка Ди?

— Слушай, тебе язык во рту не мешает? — Я сделала пару шагов к мужчине, а он в притворном ужасе прикрыл рот обеими ладонями и выпучил глаза. — Заводи машину, я выйду через пять минут. И перестань уже называть меня крошкой.

— Слушаю и повинуюсь, моя маленькая госпожа, — этот шут отвесил мне восточный поклон и со склоненной головой выскользнул за дверь.

Я облегченно перевела дух.

В одном Жак, конечно, прав — мадемуазель из меня сейчас никакущая. С тоской снова повернулась к зеркалу — на редкость удручающее зрелище. Повязку с головы уже сняли, к счастью, рана была неглубокой. Но мои волосы снова обрезали, и теперь они были короче, чем щетина у Жака. Щеки сильно ввалились, лицо выглядит очень маленьким, а губы на его фоне — огромными. Нос кажется непривычно широким, а лоб узким — похоже, мозги основательно высохли.

Единственное, что во мне осталось прежним — это глаза. Кажется, они стали еще красивее, чем раньше. В парандже я бы смотрелась очень круто, ведь спрятать следовало все, кроме глаз. Впервые, разглядывая свое отражение в зеркале, я была недовольна чрезмерной худобой, потому что выглядела больной и изможденной.

Мне еще повезло, что сейчас зима. Жаль, шубка при здешнем климате была неактуальна, но миленькое расклешенное пальтишко, отороченное пушистым мехом, более-менее маскирует недостатки моей фигуры. Ну, а тонкими ножками местное население вряд ли напугаешь. По мне — так все лучше, чем те свиные копытца, на которых я прыгала четыре года назад.

*****

После тихого дремучего Феникса движение на оживленной трассе походило на восстание машин. В бурном автомобильном потоке мы неслись в шумный мир ярких красок и суеты, в мир высоких технологий, к удивительным многоэтажным исполинам из камня, стекла и бетона — в мир, где оживает надежда.

И восхитительный Шанхай оправдывает мои ожидания — встречает ярким солнцем, не по-зимнему теплой погодой, потрясающими небоскребами, торговыми центрами с яркими рекламными щитами. Меня радуют заполненные людьми автобусы, спешащие по своим делам пешеходы, улыбчивый паренек с сотней разноцветных шариков. Я возвращаюсь к жизни и уже мечтаю продегустировать все доступные мне прелести огромного мегаполиса, нырнуть с головой в эту круговерть и почувствовать себя по-настоящему живой.

— Жак, останови, пожалуйста, я хочу здесь выйти.

— Тебе плохо? — в зеркале заднего вида промелькнул обеспокоенный взгляд.

— Нет, мне очень хорошо и поэтому я хочу выйти, — настойчиво повторила я.

Пробурчав под нос грязное ругательство, Жак снизил скорость и стал озираться в поисках места для парковки.

Я стою на тротуаре, устремив взгляд в ярко-голубое небо, и с упоением вдыхаю в себя тяжелый воздух гигантского города. Прохожие с любопытством оглядываются на странную девчонку с необычной внешностью. Вряд ли им, живущим здесь, озабоченным ежедневной рутиной и привыкшим к шуму транспорта и гомону толпы, понятен переполняющий меня детский восторг. Впрочем, город настолько многонационален и наводнен туристами, что местных жителей здесь трудно удивить.

Как восторженная поклонница, я слушаю музыку многомиллионного города, затаив дыхание. Внезапно я понимаю, что хочу танцевать. Какое это восхитительное чувство и такое далекое… Забытые эмоции захлестывают меня и наполняют тело невероятной легкостью. Мне кажется, что я способна взлететь.

Неожиданно две тяжелые, словно пудовые гири, ладони опустились мне на плечи. Теперь не взлететь…

— Не грусти, малыш, — Жак притянул меня к себе и поцеловал в макушку. Невероятный человек, и мне никак не удается его понять.