Танец на тлеющих углях

– Кто это? – И вдруг закричала: – Что вам нужно? Кто вы? – В ее голосе звенели страх и близкие слезы. – Перестаньте звонить! Я заявлю в полицию! Сволочь, подонок! Не смей сюда больше звонить!

Шибаев осторожно взял у нее трубку, поднес к уху, но услышал лишь короткие сигналы отбоя. Ирина громко рыдала, зарывшись лицом в подушку…

Глава 21 Автопортрет

Молодой человек, стоявший перед мольбертом, резко повернулся и смотрит на зрителя. В отнесенной назад правой руке – кисть, левая – в кармане лиловых штанов – поза немного надуманная и декоративная. Белая байроновская рубашка с распахнутым воротом в лилово-синих пятнах краски, полуобнаженная грудь. Сильное угловатое лицо – темные, в бликах света, выпуклые глаза, крупный нос, энергичный рот и неожиданно мягкий подбородок с ямочкой. Светло-русые прямые волосы стянуты сзади черной ленточкой. Взгляд напряженный, внимательный, чуть исподлобья – смотрит и слушает. За спиной – цветущее розовое дерево, как пенный водопад, и край ярко-голубого неба. В самом низу – изумрудное пятно газона.

Резкие светотени, искаженная, ломаная перспектива, неоправданно крупные или мелкие разноплановые детали антуража – грубые перила, торчащий угол мольберта, край крыши с деревянными зубцами – создают ощущение силы и бьющей энергии. И неровно свисающий с перил газетный листок с отчетливо прописанным черным газетным шрифтом словом «модернiзмъ» в заголовке…

Сэм всматривался в лицо молодого человека, и чудилось ему что-то знакомое в повороте головы, во взгляде темных глаз, крутом изгибе бровей и губ. Он взглянул на улыбающегося Васю и спросил:

– Кто сей муж?

Вася продолжал смотреть загадочно и молчал.

– Это… кто? – снова спросил Сэм, чувствуя, как забрезжило что-то в сознании, догадка невнятная о том, кто этот художник. – Подожди, я сам! – вскричал он и задумался, буравя взглядом молодого человека в байроновской рубашке. Тот, в свою очередь, так же внимательно смотрел на Сэма. – Это… он?

Вася кивнул.

– Всеволод Рудницкий?

Вася снова кивнул.

– Это же мы! – вдруг закричал Сэм.

Вася засмеялся радостно.

– Ну, Василек! – только и смог произнести Сэм. – Как это ты додумался?

Тот засмеялся. Глаза его сияли.

– Тебе нравится?

– Замечательно! Я просто обалдел! Конечно, мы! Как же это я сразу не врубился! Эту тоже берем. И розовую церковь. Для начала попробуем две. Холст готов, можешь приступать к созданию… оригиналов. – Сэм рассмеялся и потер руки. – С богом, Василек!

– Сегодня придет Дима, – вспомнил Вася.

Сэм чертыхнулся.

– Он мне надоел! Какой-то он неадекватный. Виталя Щанский таскается сюда для компании, а этот даже не пьет. Сидит, молчит, только зенки пялит.

– Он очень одинок, Сема. Он мне не мешает, пусть ходит. Он тут мебель переставлял…

– Вася, никто не должен видеть твои картины, понимаешь? И старые холсты. Это твоя домработница не врубится, а художник сразу заметит, что дело нечисто.

– Он свой человек, – сказал Вася примирительно.

– Они все свои, – проворчал Сэм. – Не отобьешься. Давай сворачивайся! Обед. Татьяна потушила мясо с картошкой.

Позже, когда они уже сидели за столом на кухне, Сэм достал из холодильника бутылку водки, открутил колпачок, разлил по стаканам и торжественнно провозгласил:

– За кубофутуриста Всеволода Рудницкого!

– За Всеволода Рудницкого! – повторил Вася, и они выпили.

– За нас!

– За успех!

– За старину Гемфри Блейка!

* * *

– Когда он начал звонить? – допытывался Шибаев. – Чего он хочет?

Ирина перестала плакать, лежала, свернувшись в клубок, на него не смотрела.

– Почему ты ничего мне не сказала?

– Я не видела тебя три дня, ты же исчез! Он звонит каждую ночь после смерти Толи. Спрашивает, кто убийца и знают ли в полиции, что у меня есть любовник? И смеется, хихикает, булькает… Я бросала трубку, но он звонит снова и снова. Я отключила телефон, он стал звонить на мобильник. И голос… глухой, тягучий. Мне кажется, он меняет голос, такого просто не бывает! И смех! Дикий какой-то… Саша, он все про меня знает! Он спрашивает, люблю ли я порнофильмы…

– Сколько видеокамер было в доме?

– Две. Наверху, в спальне, и в гостиной, над камином. Я и не вспомнила сразу. Но кто мог знать о ней? О них? Они стоят там уже несколько лет. – Она смотрела на него умоляющими глазами. – Сашенька, я боюсь!

– Он говорил о деньгах? Требовал чего-нибудь?

– Нет! Ничего он не требовал… кажется. Я не знаю, Сашенька, от одного его голоса меня бросает в дрожь. Он звонит в три утра, спрашивает, что я делаю, одна ли я в постели… Он ненормальный! Мне кажется, он все время за мной подсматривает…

– Голос тебе незнаком?

– Нет!

– Он его меняет, но интонации, отдельные звуки, слова, хоть что-то… Подумай!

– Не знаю… Нет, кажется. Но если он расскажет про нас…

– Ирина, я не хочу тебя пугать, но эта запись все равно где-нибудь всплывет. Тем более если в доме стояли две камеры. То, что я не попался, просто случайность. Это нарушило их планы, но у них есть вариант «би», можешь не сомневаться.

– У кого? – спросила она испуганно. – Чего они добиваются?

Шибаев пожал плечами.

– Что же нам делать? – Она затравленно смотрела на него.