Танец на цыпочках (СИ)

Едва за Катасахом сомкнулись тяжёлые двери, чьи-то шальные руки с медными браслетами на тонких запястьях поднесли ему чашу с терпкой тёмной жидкостью. Катасах осушил её, не морщась, но содрогаясь от концентрации в ней борца. Он верил Винбарру и его рассказам о порядке, в котором всё будет происходить, поэтому не боялся отравиться.

Молодой целитель с любопытством отвечал на приветствия — оказывается, его много кто тут знал: и девчонки из Клана Бури — племени, не знавшего ни единого перелома, но с очень плохими волосами; и воины-жрецы из клана Хранителей Сердца, с постоянными болями в желудке, упрямо пьющие молоко, хотя раз в луну Катасах неутомимо разъяснял им весь вред молока для их клана; и амазонки из Красных Копий, куда он наведывался не реже пары раз в луну, чтобы вовремя найти и удавить красного червя, точащего их прекрасные тела… Все кланы были здесь, и все были рады друг другу.

Катасах сел у входа, ожидая Винбарра и, конечно, Мев. Мев… Ещё третьего дня он срезал ей косы серпом, который позабыл наточить, и краем глаза видел, как гасит злость и обиду мудрая Мев, Нелюдимая Мев, как велико и насколько глубоко в ней главенство Служения Тир-Фради перед собственными нуждами. Входная чаша делала мысли молодого целителя смелыми, а желания — шальными. Он вспоминал её раскрытый рот и огромные глаза перед церемонией, когда на неё хлынули две сотни бабочек, унося с собой тревоги и страхи, как она прыгала и хлопала в ладоши, безотчётно радуясь такой простой и такой человеческой радостью. Целитель улыбался воспоминаниям, однако заметил, что жрец опаздывает.

***

Винбарр стоял, скрестив руки на груди и смотрел с холма на гористую местность Мейней-Фалаг. Его мысли опережали время, и он улыбался одними углами жестокого рта. Неподалёку сидела длинноногая девушка — бессменная Чаша Наивысочайшего — и, высунув розовый язычок, сосредоточенно сшивала половины корзины.

— Знаешь, Дина, куда мы идём сегодня?

— Прославлять en on míl frichtimen¹, передавать благословение земле и живому, почитать Хранителей, — девушка тихонько наложила на себя охранный жест, — и заставлять плодоносить каждую душу, истёкшую кровью.

— Умница, — Наивысочайший прикоснулся почти чёрными губами к её горячему лбу. — Пока иди, наберись сил, оставь старого Винбарра с его сумасбродствами наедине.

Дина выскользнула из хижины.

Он прикрыл веки, и снова огромная птица с железным клювом, а не он, глаза и уши en on míl frichtimen, осматривала землю, и небо, и воды, и каменные толщи… Винбарр покачал головой, и вышедшие было из-под кожи стальные перья нехотя вошли обратно, пропарывая воспалённую кожу.

Сегодня слишком многое будет зависеть от его окружения. От Дины, тенью идущей за ним почти с самого детства, от Мев, нелюдимой и странной, чьё тело вмещало в себя больше духа, чем могло бы вынести, и от молодого Катасаха, дерзкого юнца с глазами ребёнка и сердцем воина…

Больше всего его беспокоила Мев. Он ничего не слышал о ней с последней церемонии, «церемонии тупого серпа» (ну ладно, «церемонии Тупого Катасаха»), как прозвали её местные остряки. От сегодняшнего дня будет зависеть весь их год, и он был бы и рад освободить её от сегодняшних испытаний, да некому принять будет её обязанности… Винбарр вздохнул и услышал низкий клёкот с болот.

— И они будут, — напомнил он себе и начал одеваться.

***

Вокруг Катасаха сидела и щебетала стайка девчонок из Красных Копий, хватая его за руки и взволнованно прикладывая их к своим дерзким грудям. Целитель виновато улыбался и говорил, что «давайте хотя бы завтра», что «сейчас я не могу вас осмотреть», что «жду брата» и вообще… Они с хохотом вспархивали и возвращались к нему с полными чашами… Отказываться было неудобно, и он пил, предусмотрительно посасывая солёный безоар под языком.

Вошёл Винбарр со свитой и обвёл свинцовым взглядом присутствующих. Из ниоткуда появилась Дина с чашей, полной Молока, и подала ему. Не глядя, Наивысочайший выпил до дна и утёр губы локтем. Дина исчезла.

— Где Мев, — сказал он, продолжая ощупывать присутствующих колючим взглядом.

Катасах нахмурился.

— Она будет, если обещала.

Не поворачивая к нему головы, Винбарр протянул ему руку для рукопожатия и продолжил напряжённо изучать собравшихся. Дина начала развязывать доспехи своему господину и бережно снимать. Катасах никогда не видел такого тела. Нагим Винбарр под одеждой оказался таким же колючим и твёрдым, как и в жизни. Кости словно проступали сквозь тонкую бледную кожу, оставаясь островками древовидных наростов, шершавых и фактурных, как кора древнего окаменелого дерева. Когда Дина протянула руку к его бедрам, Винбарр схватил её за запястье, поблагодарил и попросил уйти.

Катасах был уже изрядно поддатым, поэтому не подбирал слова:

— Брат, знаешь, глупый Катасах не спал эту ночь. Трудный случай… Телёнок… Знаешь, когда андрижица ест слишком много горькой звезды, флегма её становится жидкой, и она теряет покой. И вот через это, представь, отяжелев, она загнала телёнка в утробе и ревела так, что жалко было забить… Она ж молочная всё-таки…