Танец над пропастью

– Несмотря на неблаговидный поступок Григория Сергеевича, Квасницкий не прервал с ним отношения: как я уже говорил, близость к артистическому, богемному кругу была для него важнее любимой женщины. Но обиду он затаил, хотя внешне все выглядело очень даже прилично – Квасницкий поддерживал твоего отца, иногда подбрасывал денег, помогал связями и так далее. Когда же твой отец решил порвать с Мариинкой и уйти в свободное плавание, Квасницкий поначалу испугался, что дружба с Синявским сделает его персоной нон-грата в том самом обществе, к которому он так хотел принадлежать. Однако дела у твоего отца через некоторое время пошли в гору, и наш Егор Стефанович поспешил возобновить прерванную дружбу. «Гелиос» стал для него вожделенной мечтой, призом, который он желал заполучить. Однако он понимал, что без Синявского, его имени и умения превращать любую постановку в сенсацию у него ничего не выйдет. Одно время Квасницкий рассчитывал, что Григорий Сергеевич возьмет его в партнеры, но тот свято оберегал свое единовластие и не желал попадать в кабалу, пусть даже и к приятелю. И правильно, скажу я тебе, делал! Потом стало модно играть на бирже, и твой отец тоже решил рискнуть. Как раз тогда «Гелиос» переживал не лучшие времена: две постановки подряд провалились, несколько хороших танцовщиков уволились со скандалом и ославили бывшего руководителя на центральных каналах и в печати.

– Я помню, как это происходило, – тихо сказала Рита. – Папа сам не свой ходил, с ним просто невозможно было иметь дело! Мне даже казалось, что они с мамой близки к разводу.

– Н-да… так вот, он начал играть и поначалу выигрывал. Первый успех воодушевил Синявского, и он принялся ставить по-крупному. Но он ничегошеньки не понимал в биржевых махинациях, положился на нечистоплотного брокера, и тот загнал его в такие дикие долги, из которых Григорий Сергеевич самостоятельно выбраться не смог. Квасницкий посоветовал другу обратиться к неким людям, у которых можно взять денег. Это оказались бандиты, и они составили грабительский контракт, по которому твой отец обязался выплачивать им огромные проценты. Когда об этом случайно узнал Горенштейн (ну, ты понимаешь – один маленький мирок бывших уголовников, а ныне почтенных и, я бы даже сказал, почетных граждан!), он указал Григорию на непомерные требования. Но было уже поздно, и твой отец вляпался в то, чего так долго и успешно избегал – в настоящую кабалу. Правда, ни Синявский, ни Горенштейн не знали, что долг перекупил Квасницкий, став его главным, но тайным кредитором. Григорий Сергеевич понимал, что, выплачивая одни только проценты, он никогда не выберется из зависимости, и тогда Квасницкий вновь предложил ему партнерство. Он не сказал твоему отцу, что теперь тот должен деньги ему, но обещал собрать половину суммы, если Григорий Сергеевич согласится поделить полномочия и передать ему часть «Гелиоса». Твой отец в очередной раз отказался и обратился к Горенштейну с просьбой собрать бабки, чтобы избавиться от зависимости. Деньги большие, и Горенштейну потребовалось время. А времени у Григория Сергеевича не оставалось: подчиненные Квасницкого, не называя имени главного кредитора, требовали возврата долга и недвусмысленно обещали проблемы в случае затягивания процесса.

– Ты так и не объяснил, как Митька связан с Квасницким!

– Ах да, конечно! Квасницкий сделал Строганова своим «засланным казачком». Он должен был шпионить за труппой и сообщать «хозяину» обо всем, что там происходит. При всякой возможности ему следовало вставлять Синявскому палки в колеса – отсюда и письма с угрозами артистам театра, которые, как предполагалось, до смерти перепугаются и откажутся от участия именно в тот момент, когда пойти на попятную уже нельзя. Премьера должна была провалиться, как и надежды, возлагаемые твоим отцом на «Камелот». Ему просто пришлось бы воспользоваться предложением Квасницкого.

Григорий Сергеевич должен был передать ему театр добровольно, так как Квасницкий не желал засветиться как человек, отобравший у гения театр! Даже больше, он надеялся, что твой отец останется в «Гелиосе» в качестве художественного руководителя и балетмейстера – так успех был бы гарантирован! Вот только об одном Квасницкий Строганову не сообщил.

– О чем же?

– О том, что хочет еще и Байрамова.

– Что? – не поняла Рита.