Танец над вечностью (СИ)

— И ему придется делить фамилию с этими…

— Да, придется! Хватит! Я ни разу тебя ни в чем не упрекнул, понимая, что наш брак был вынужденным. Я люблю Сигизмунда, он мой сын, но Лука и Луиджиа тоже мои…

— Ежения не была беременной, — не выдержала Шарлотта, вскакивая на ноги. — Джеймс, я клянусь тебе, она не была беременной!

— Ты могла этого не знать, — мягко возразил Рыбальски, подходя к жене и приобнимая ее за плечи. — Дорогая, помоги мне с ними. Ради памяти своей подруги, ради меня, прими этих детей, как родных, прошу тебя. Я хочу, чтобы на сегодняшней премьере мы все были там, одной семьей, понимаешь? Луиджиа будет выступать на сцене Императорского театра, и мы все будем радоваться ее успеху…

Я оставила супницу в покое и незаметно убралась с обеденного зала. Даже если я переверну весь дом вверх ногами, Рыбальски не откажется от меня. Он с самого начала знал, что Сигизмунд ему не родной…

Неугомонный папочка развил бешеную деятельность. Когда я в окно увидела цирюльника с чемоданчиком, портного с двумя подмастерьями и ворохом тряпья, сапожника со своим скарбом и еще парочку приглашенных мастеров, мне сделалось дурно. Джеймс Рыбальски задумал эффектно появиться с сыном в Императорском театре и от своего отступать не собирался. Я лихорадочно металась по комнате, пока он стоял под дверью и стучал, уговаривая меня не бояться и впустить его. Что же делать? Риск дурманил мысли.

Я решилась. Запасным вариантом была истерика с пеной и клацаньем зубами, для чего я сунула в карман обмылок из ванной комнаты. После этого я широко распахнула дверь и втянула в комнату Рыбальски, тут же захлопнув ее перед остальными.

— Лука, что случилось?..

Джеймс осекся на полуслове, потому что я приложила палец к губам, призывая к молчанию.

— П-п-папа… — выговорила я через силу.

— О господи! — он аж подпрыгнул. — Ты можешь говорить?!?

Я покачала головой и потащила его за собой, увлекая подальше от двери и от любопытных ушей.

— Ты назвал меня отцом, боже мой, ты назвал меня отцом… — повторял тот, как заведенный. — Мальчик мой, как же я рад…

— Мы-мы-мы-мне п-п-п-плохо тут…

— Плохо? — ужаснулся Джеймс. — Но почему? Я же все для тебя… На остальных не обращай внимания, с Сигизмундом ты подружишься, а Шарлотта…

— Я хочу об-б-б-латно к п-п-п-п-лофессолу… Отп-п-п-пусти мы-мы-мы-меня…

Я умоляюще сложила руки и скуксилась, готовая разрыдаться.

— Как к профессору? — оторопел Рыбальски. — Тиффано недавно ограбили, ты же мог пострадать, Лука! Я не могу допустить, чтобы мой сын был в услужении!..

— Он д-д-доблый… ласков-в-в-вый…

— Ласковый? В каком смысле ласковый? Или столичные слухи не врали?..

Джеймс вдруг потемнел лицом и крепко взял меня за плечо.

— Что он с тобой делал, Лука? Он позволял себе что-нибудь… непотребное? Гладил тебя, обнимал, что?

Я отчаянно замотала головой и съежилась, проклиная себя за глупость. Как же прав был магистр Солмир, говоря, что любая ложь рано или поздно возвращается сторицей к солгавшему… Джеймс отвернулся и забегал по комнате, дергая тугой воротник и бормоча про себя:

— Он бы не посмел… Это же он открыл правду про вас с Лу… Но ты был таким беззащитным… безмолвным… А если все-таки он дал волю рукам?..

Он бросился ко мне, усадил в кресло и сел рядом, гладя по плечу.

— Лука, мой мальчик, прошу тебя, ответь честно, не стыдись… Профессор тебя трогал… там?

— Н-н-нет! — выкрикнула я.

Ох, как же мне хотелось поведать ему, где и как я сама трогала этого липового профессора! Я бессильно стукнула себя кулаком по колену. Джеймс поймал меня за запястье и крепко сжал его:

— Не злись, Лука, я просто… А что это у тебя?

Он задрал на мне рукав, обнажив руку до локтя, и уставился на браслет с часами.

— Ммм…

— Это дорогая вещь… — он попытался поддеть застежку часов.

Я вскочила с места и спрятала руку за спину.

— М-м-мое!

— Откуда она у тебя? Это же работа Гральфильхе… Но он работал только над одним заказом… для профессора… О господи! Этот мерзавец подарил тебе часики, чтобы ты молчал об учиненном насилии? Дай сюда!

Неожиданно для его роста и веса у Джеймса обнаружилась недюжинная сила. Он поймал меня за руку и сдернул часы. Мне показалось, что у меня вырвали сердце. Я заверещала раненной белугой и попыталась вцепиться папочке в лицо.

— Отдай!!!

— Уймись, Лука! Я убью этого мерзавца, убью! Как он посмел совратить моего мальчика!

— Ук-к-клал! Я ук-к-клал часы! Я! — сорвалась я на крик, топая ногами и колотя в воздухе кулаками. — Я! Я!

— Что? Тише, мой мальчик, тише! Как украл? Зачем? Почему?

— Н-н-не г-г-говоли ему, п-п-п-папа, не говоли… Л-л-лубин… М-м-мамин л-л-лубин в к-к-кольце…

— Что? Откуда ты?.. Ты видел? Обручальное кольцо?

Я закусила губу и заревела.

— К-к-к-кловь! — талдычила я сквозь слезы, размазывая сопли по лицу. — К-к-к-кловь!

— "Кровь" разбита, мой мальчик… — Джеймс обнял меня, привлекая к себе, и погладил по голове, совсем как Кыся до этого. — Я разбил ее ради твоей мамы…

— От-т-тдай часы! М-м-мое!

— Воровать плохо, нельзя так делать. Я верну часы профессору, а тебе закажу другие…