Танец Огня.

— Я позвонил Алле из-за ноги, — повторил Ник, — из-за чьей ноги?

— Ну, тебе видней.

— А что я сказал Алле, когда позвонил? — искренне заинтересовался Ник.

— Алла, — заорал Захар, — что тебе сказал Ник по телефону, когда позвонил?!

Блондинка сидела чуть в стороне от всех, гордо приподняв плечи, давая понять, что ей не место среди плебеев. И только двухэтажный бутерброд примирял ее с сомнительной компанией.

— А ничего не сказал!

— Э-э?

— Ничего он, пролетарий, не сказал! Я все сочинила, — мстительно призналась Аллочка с набитым ртом, — это у меня будильник включился, а не звонок.

— Ты… сочинила? — Захар чуть не выплеснул на себя кипяток. — Зачем?

— Тебе не понять, — напустила тумана Аллочка.

— Зачем ты отправила Яну вниз?!

— Чтоб не мешала. Че она на Лева вешалась? Вешалась бы дома, а тут скромнее надо быть.

— А Ник?

— А что Ник? Ника я вообще спасла. Если б не я, кто б его искать стал? — Аллочка повернулась к компьютерщику. — Ты мне по гроб жизни должен быть благодарен, понял? У, лошара! Глаза б мои не смотрели! — Аллочка схватила многострадальный колхозный сапог и запустила им в компьютерщика.

Ник онемел, а потом запустил сапог обратно в Аллочку.

Захар присвистнул.

И тут из леса появились Анька с Левом. Они держались за руки. На щеке у Аньки красовалась свежая царапина, медные волосы разметались по плечам. На шее покачивался фотоаппарат. Она чуть смущенно улыбалась и все время поглядывала на Лева.

— О! — белозубо заорал тот, как только увидел компанию на скале. — Еда! Бутерброды! Наконец-то! я так долго этого ждал!

Анька поняла, что ничего не понимает в великих поэтах и, наверно, никогда не поймет, до конца жизни. И это и есть самое великое счастье, которое только можно испытать.

***

— Анька! — раздалось с соседнего балкона. — Коза! Яблочкина! Я знаю, что ты дома! Вылазь!

Анька фыркнула. Не очень-то она и скрывалась. Но выбегать по первому зову соседа считала дурным тоном. Она не собачка, чтобы ее высвистывали. Ничего, подождет Захар, не развалится.

Тут на столе у нее зазвонил мобильный телефон. Ну конечно, не сумев, так сказать, прорубить дорогу топором, сосед решил поискать обходных путей.

— Подождешь! — назидательно велела она телефону, оставляя его без ответа.

Телефон, будто услышав, замолчал. Но тут же звякнул, сигналя об эсэмэске. Она с любопытством ткнула в желтый конвертик: «Отзовись, а то выйду на лестничную клетку и заклиню замок», — оповещал ее вредитель из-за стенки.

— Замок он мне заклинит, ха! Напугал! Он мне замок заклинит, а я ему… — Анька задумалась, подыскивая достойную месть. — А я ему…

— Анька, все равно ничего круче не придумаешь, — завопил сосед, снова коварно переместившийся на балкон, — давай: мир, дружба, жвачка — и выходи! Дело есть!

— Ну, чего? — недовольно отозвалась Анька, появляясь на балконе. — Чего вопишь? Потоп? Пожар? Путин приехал? А будешь мне гадости про замок писать, я на тебя водяную бомбу с балкона сброшу, понял?

— Я не дурак, под нашими балконами не хожу, — показал ей язык Захар, — с них вечно гадость всякая сыпется.

— Ты меня зачем звал? — прищурилась Анька. С замком — это он хитро придумал. Надо все-таки напрячь мозги, прикинуть какую-нибудь достойную месть.

Тут Захар вспомнил, что коза Яблочкина понадобилась ему вовсе не для нагнетания боевых действий. Он постарался придать своему лицу мирное, немного даже заискивающее выражение.

— Мать Тереза из тебя все равно не выйдет, — авторитетно указала Анька, — колись, чего надо?

— Ты последний концерт «Сумерек» снимала?

— Конечно, снимала.

— Это… — помялся Захар. — Яна есть?

Ох, велико было искушение ответить «нету». А еще лучше ехидно напомнить соседу, как он всегда хаял ее фотографии. Ничего ему никогда не нравилось, все время он над ней издевался. Даже когда она диплом получила на настоящей взрослой фотовыставке. Вот сейчас она ему и выложит — ступай, дружочек, поищи себе другого фотографа.

Вместо этого Анька глянула на компьютер — там как раз закончилась перекачка фотографий.

— Заходи! — милостиво кивнула она. — Флэшку прихвати, чучело.

Захар решил, что лучше всего будет притвориться немножко глухим, и «чучела» не заметил. И в дверь позвонил осторожно, деликатно, одним пальчиком.

— Вот тебе твоя Яна, — сдержанно (для порядка) проворчала Анька, делая отдельную папку и загоняя туда фотографии, — любуйся, Ромео. Хоть на потолок ее клей.

Захар чуть покраснел, но возражать опять-таки не стал. А что возражать, если у него в комнате вся стенка Яниными портретами увешана? Анька у него в гостях была, видела. Но она — могила, чужих секретов трепать никогда не будет. Поэтому на этот счет Захар мог оставаться совершенно спокоен.

— У меня новые записи «Сумерек» есть, — заметил он, выдергивая флэшку. — Хочешь, запишу?

— У меня тоже скоро будут, — отвергла Анька. — Мне Лев обещал записать.

— Трепло твой Лев, — пренебрежительно хмыкнул Захар. — Он все равно забудет! Только обещает тебе…

— А вот и не забудет!

— Да он даже свой телефон везде забывает? Вечно по Янкиному звонит. Это про него стишок сочинили: вместо тыквы на ходу он надел сковороду?