Аллочка натягивала их со змеиным шипом. До этого ей смутно рисовались картины переправы: Захар, сажающий ее на широкие плечи, или Ник, быстро сколачивающий на месте носилки. Сапоги, мда. Чего еще ждать от пролетариев? Спасибо, подойник не прихватили. Вместе с коровами.
Сапоги скрывали райское блаженство. Пальчики, раньше стиснутые розовыми пыточными колодками, получили полную свободу. Она на ходу тихонько ими пошевеливала. Пятку наконец-то не терло. Подошва не скользила, внутри было упоительно сухо, несмотря на болотные пиявочные лужи.
В бурелом лезли уже почти как в собственный огород. И вот, когда Захар отогнул ветки на последнем гигантском стволе, у него зазвонил телефон. И не верьте детскому стишку, что вам позвонил слон. Вам звонит гадская тварь, которой от вас позарез чего-то надо. И это далеко не шоколад.
Захар отпустил ветки, глянул на Аллочку — она перла к троне напролом, как тираннозавр, твердо топча сапогами россыпи шишек, и наконец ответил:
— Чего надо? Шоколада?
— Слушай, Захара… — это оказался смущенный Лев. — …тут такое дело… может, ты это…
— Я не это, — перебил злой Захар. Лев запнулся, но тут же взял быка за рога:
— Помоги спасти Аллу!
Вправду удивительный был день. Все повторялось. Всех надо было спасать. Даже не День сурка, а День заблудшего суслика. Или Блуждающего бобра.
— Валите до лодки, спасатели, — посоветовал Захар, — Аллу мы уже без вас эвакуировали. Она обещала к вашему приходу изобрести атомную бомбу, а потом собрать ее из подручных средств и взорвать у тебя на голове. Так что бегом. Пусть она не успеет. Дадим миру шанс.
По лесу они неслись рысью.
— А как же сокровища? — на бегу кричала Анька. — Ты ведь хотел найти!
— Да я только глянуть! — Лев держал ее за руку. — Там свет нужен, фонарь… прыгай тут… металлоискатель… в школьном кружке моделирования есть, кстати… и вообще… рудник под водой… нырять надо!
— Захар больше не повезет!
— Дорогу показал, это главное… Теперь я сам могу.
— Зимой по льду?
— Ага… как раз в прорубь с аквалангом наперевес…
— Возьми меня! Знаешь, как я люблю плавать! Тем более — зимой! В проруби! Даже без акваланга!
— Погоди! — Лев дернул ее к себе, и оба остановились.
— Чего? — испугалась Анька.
— Смотри, брусника. Я, когда туда шел, так и не попробовал.
Лев присел на корточки и стал торопливо грести ягоды. Зеленый, будто лакированный, брусничник разбегался по белому мху, прижимался к расселинам скал. Ягоды свисали гроздьями.
— Ничего себе! А сладкая! Никогда такой не видел!
— Лев, нас ждут!
— Подождут.
— Захар же звонил!
— Угy…
— Так бежим!
— Анька! — он выпрямился. — Посмотри на меня!
— Чего?
(Почему так: звезда, последний герой, тайная твоя мечта с придыханием говорит: «Посмотри на меня…», а ты в ответ по-простецки мычишь: «Чего-о?», как будто папа с мамой у тебя неандертальцы, а дедушка с бабушкой — сразу гориллы.)
— Аня, посмотри на меня…
Она уставилась на его кроссовки, перемазанные в болотной жиже. Потом — на потертые светлые джинсы в пятнах травяного сока и глины. На красную майку в белесых солевых разводах… Все что угодно, только бы не встретиться с ним взглядом.
Наверно, это не он вытаскивал ее из ямы, отряхивал от песка, а она прижималась щекой, чтобы услышать его сердце.
Наверно, это не он спускался по ступеням к зеленому рудничному озеру, а потом босиком, голый по пояс, балансировал на перилах причала, пока она ловила кадр.
Наверно, это не он нырял в странную малахитовую воду и вытаскивал ей со дна полосатые каменные обломки.
Наверно, это не он протягивал руку, помогая перейти болотце, да так и не отпустил ее, так и тянул за собой по лесу.
Тогда она не думала, о чем надо с ним говорить, она просто говорила.
Тогда она не думала, как на него надо смотреть, просто смотрела.
А теперь испугалась и зажмурилась.
— Во дурочка! — хмыкнул Лев. — Возьми, это я для тебя. — Он сложил ей ладонь горсточкой и высыпал туда ягоды. С одного бока белая, с другого — красная. — Попробуй.
Она ссыпала горсточку в рот. Сладкая, солнечная оказалась брусника. С хвойным привкусом сосновой смолы, с болотной горчинкой, с медовым запахом позднего клевера.
И что-то коснулось ее волос. Чуть-чуть, как паутинка. Как ветер, уронивший иголку. Невесомо. Самым краешком губ.
Вот тут она распахнула ресницы.
— Послушай, есть такие стихи, — Лев невинно всматривался в даль: — Я люблю тебя, мулатка, — я люблю тебя, халиф, жить невыносимо сладко, поцелуи в ливни влив… Хороший поэт написал, Алексей Королев. Ладно, теперь побежали. Интересно, кто кого загрыз: Захар Аллочку или она Захара? Или они ждут нас вместе, живодеры, щелкая челюстями?
— Кстати, че у тебя с ногой?
— С правой или левой?
— С пятой, чудовище!
— А что с ней?
— Вот и поговорили, — Захар счастливо отхлебнул чайку. — Ты же панику поднял: нога, у меня нога! Аццкая рана, доктор Айболит нервно курит в сторонке. Подайте сюда Яну с аптечкой немедленно. Так прошла, али што?
— Куда прошла?
— У-у-у… нельзя вам, компьютерщикам, соприкасаться с дикой природой. Интеллект теряете.
— Захар хочет сказать, — подняла голову Яна, перестав читать, — что ты позвонил Алле из-за ноги.